Немецкие спецслужбы в Севастополе и Крыму

patriot_s · Ср, 07.01.2009, 12:58

На страницах форума сейчас разгорелась полемика по поводу действия немецкой агентуры в период обороны Севастополя.
Если кому-то интересно, предлагаю Вашему вниманию вот такую подборку о действиях немецких спецслужб в Севастополе и Крыму. Как всегда можно спорить с представленной информацией, ссылаться на другие источники, но иных материалов я пока не нашел.

Разнообразие подразделений и групп немецких спецслужб, действовавших на территории Крыма, поражает: это и Абвер – военный разведывательный и контрразведывательный орган, и СД (III управление Главного управления имперской безопасности) – оперативная служба внутриполитической разведки и контрразведки партии, и гестапо (IV управление Главного управления имперской безопасности) – тайная государственная полиция, оперативная служба по изучению и уничтожению противника, пользовавшаяся исполнительной властью в области политических преступлений и т.п.

Подразделения Абвера.

Основными звеньями Абвера, осуществляющими разведывательную и контрразведывательную работу против СССР являлись абверштелле (сокр.- АСТ). Они подчинялись отделу «Абвер-Заграница». В составе АСТ, созданных Абвером на оккупированных территориях, ведущую роль играли рефераты контрразведки 3Ф (борьба с агентурой противника) и 3Ц (контрразведывательная работа среди местного населения).
Наиболее нас интересует «Абверштелле «Крым».
Действовал он в Симферополе с июня 1942 до ноября 1943 года. Находился в подчинении штаба командующего тыловыми войсками Крыма и вел борьбу с партизанами и подпольем в Крыму и примыкающих к нему районах Южной Украины. Вербовкой агентуры и руководством ею занимались русские белоэмигранты из морской разведкоманды капитана Рота, перешедшие после ее расформирования в АСТ «Крым». Впоследствии советскими контрразведывательными органами были выявлены резидентуры АСТ в Симферополе, Геническе, Юшуни, Сейтелере и Биюк-Онларе.
Органом морской контрразведки АСТ «Крым» являлся Маринен Абверштелле «Крым».
Размещался он с июня 1942 года в Симферополе и был выделен из состава АСТ «Юг Украины». Морской АСТ вел контрразведывательную работу через местные резидентуры в приморских городах Крыма. Резидентами органа работали, в том числе, члены РОВСа, проживавшие до войны в Болгарии. Они же вербовали агентуру из местных жителей.

Основными органами разведки и контрразведки на всем протяжении Восточного фронта являлись команды и группы Абвера.
Весной 1941 года, т.е. перед нападением на СССР, всем армейским группировкам немецких вооруженных сил были приданы по одной разведывательной, диверсионной и контрразведывательной абверкоманде, а армиям – подчиненные этим командам абвергруппы.
Крым и Севастополь оказались в сфере действия Абверкоманды-102. Начальниками органа последовательно были: подполковник Визер, подполковник Иозеф Рокита, подполковник Гопф-Гойер, лейтенант Орвальдт и обер-лейтенант Даллингер. В подчинении АК-102 находились абвергруппы 104, 105, 106, 169, 173 и Полтавская разведшкола.
Непосредственно в Крыму действовала Абвергруппа-106. До мая 1943 года она находилась при 4-й танковой армии, однако впоследствии была прикомандирована к 17-1 немецкой армии. Начальник АГ-106 обер-лейтенант Эбберг.
Группа действовала против войск 4-го Украинского фронта, Отдельной Приморской армии и Черноморского флота. Агентура поставлялась из Варшавской и Полтавской разведшкол и Абверкоманды Нахрихтенбеобахтер (НБО).
Помимо разведки группа осуществляла в Крыму и контрразведывательную деятельность, используя в своей деятельности членов РОВСа и военнослужащих РОА.В своем составе АГ-106 имела группу агентов-радистов из числа бывших советских военнослужащих, группу военно-морской разведки и разведагентуру (начальник – зондерфюрер СС Крупинский).

Для обороны Севастополя большой интерес представляет Абверкоманда Нахрихтенбеобахтер (АК НБО).
Она была организована в конце 1941 года в Берлине и направлена на Восточный фронт. До октября 1943 года размещалась в Симферополе. Находилась в оперативном подчинении управления «Абвер-Заграница» и была придана штабу адмирала Шустера – командующего немецкими военно-морскими силами Юго-восточного бассейна.
До конца 1943 года АК НБО и ее подразделения имели общую полевую почту № 47585, с января 1944 года - № 19930. Позывной органа – «Татар».
До июля 1942 года команду возглавлял капитан флота Боде, с июля 1942 года – корветтен-капитан Рикгоф.
АК НБО вела сбор развединформации о ЧФ и Азовской флотилии. Сбор данных проводился через агентуру, забрасываемую в советский тыл, и путем опроса военнопленных из состава моряков, а также местных жителей, имевших отношение к военно-морскому и торговому флотам.
Агентура органа вербовалась из военнопленных в лагерях Крыма и из местных жителей на Северном Кавказе. Ее предварительное обучение велось в лагерях Симеиза, Бешуя, Тавеля. Часть агентуры направлялась в Варшавскую разведшколу.
В конце октября 1943 года АК НБО переехала в Херсон, затем в Николаев, оттуда – в Одессу. В апреле 1944 года команда прибыла в г. Браилов (Румыния), а в августе 1944 года – в окрестности Вены.
Составной частью АК НБО являлась «Марине Абвер Айнзатцкомандо» (Морская спецкоманда фронтовой разведки), осуществлявшая разведку на линии фронта, согласно задачам АК НБО. Командир – капитан-лейтенант Нойман.
Команда действовала на Керченском направлении и под Севастополем, после падения которого – на Черноморском побережье Кавказа. Команда двигалась вместе с передовыми частями немецкой армии и собирала документацию с уцелевших и затонувших советских судов, морских учреждений и вела опрос военнопленных, забрасывала агентуру в советский тыл.

При штабе командующего немецкими ВМС в Юго-Восточном бассейне в июле 1941 года была создана отдельная разведкоманда – «Marine einsatzkommando das Schwartze meers». Командир – корветтен-капитан Ротт.
Задача команды – сбор информации о морских силах СССР в Азово-Чернморском бассейне, об объектах морской инфраструктуры, судостроительных и судоремонтных предприятиях, обороне побережья.
Команда не имела места постоянной дислокации и кочевала вслед за немецкими частями, выделяя при необходимости передовые группы – форгруппы. До конца 1941 года команда и ее форгруппы действовали в Симферополе, Керчи, Николаеве и Мариуполе.
Форгруппой Георга Бирмана был проведен сбор важных сведений о расположении минных полей в Керченском проливе и под Севастополем.
В январе 1942 года группа выехала в Софию.

Контрразведывательной деятельностью по линии Абвера занимались отдельные команды и группы. Они действовали в тылах армейских группировок и армий, которым были приданы, вели активную агентурную работу по выявлению советской разведки, партизан и подпольщиков, осуществляли сбор и обработку трофейной документации. Команды и группы контрразведки Абвера действовали в контакте с органами СД и ГФП.
Абвергруппа 301. Действовала при 11-й армии. Начальники – корветтен-капитан Кромвель, капитан Эрих Вольф, обер-лейтенант Рудольф Крюгер.
В начале 1943 года АГ 301 придана 17-й армии, а в начале 1944 года выведена из Крыма и переброшена в Латвию.
В период деятельности в Крыму группа активно работала в контакте с румынской контрразведкой.
Абвергруппа-320. Создана весной 1942 года и придана 17-й армии. Позывной – «Долле». Начальники группы – майор Тильп (или Тульп), капитаны Беркман и Бюкман.

В книге «Севастопольская эпопея 1941-1944 в официальных документах», ее автор, В.Б. Иванов, указывает, что в Севастополе действовал также отдел контрразведки Абвера «Дариус-305». Однако я не встретил ни в одном источнике упоминания о такой группе.
Более того, Абвергрупп с номером 305 не существовало. Мне удалось найти сведения только об Абверкоманде-305. Она была сформирована осенью 1942 года в м. Сулеювек (Польша) и придана группе армий «Дон», затем – группе армий «Юг». Имела позывной «Страус». С февраля по сентябрь 1943 года команда находилась в Запорожье, с февраля по июль 1944 года – во Львове, затем – в Кракове. Таким образом, в Крыму или Севастополе АК-305 не находилась.
В составе АК-305 были следующие абвергруппы: 314, 324, 327, 328. Однако они действовали севернее Крыма и сведения о нахождении какой-либо из групп в Севастополе нет.
Кроме того, с позывным «Дариус» (позывной, как и номер группы, являлся ее отличительным признаком) мне удалось найти только одно подразделение – Абверкоманда-201. Однако основная ее задача – разведывательно-диверсионная деятельность, а не контрразведка. АК-201 была создана в июле 1942 года и придана группе армий «Юг». Работала на Северном Кавказе, а с 1944 года на Балканах. Лишь осенью 1943 года АК-201 дислоцировалась в Евпатории, а уже в декабре переведена в Варну (Болгария).
В составе АК-201 были следующие абвергруппы: 201, 202, 203, 217.
Есть сведения, что АГ-201 с июля по сентябрь 1942 года действовала при 11-й немецкой армии, затем переподчинена 1-й танковой армии. При этом в период с июля по сентябрь 1942 года группа занималась только разведывательно-диверсионной деятельностью и карательными мероприятиями против партизан. Однако сведений о ее пребывании в Севастополе нет.
Таким образом, считаю, что сведения о действиях в Севастополе отдела контрразведки Абвера «Дариус-305» необходимо вновь проверять и искать новые документы, которые могут пролить свет на этот вопрос.

Подразделения ГФП.

Тайная полевая полиция (ГФП – нем. Geheimefeldpolizei), являлась исполнительным полицейским органом, приданым военной контрразведке и действующим в военное время. Подразделения ГФП в основном были представлены группами с соответствующей нумерацией при штабах армейских группировок, армий и полевых комендатур, а также в виде комиссариатов и команд при корпусах, дивизиях и местных комендатурах.
В группу ГФП входило 80-100 сотрудников и солдат. Официальный состав подразделений ГФП комплектовался из сотрудников тайной государственной полиции (гестапо) и криминальной полиции (крипо). В районах боевых действий и ближних фронтовых тылах ГФП выполняла функции гестапо.
Основные задачи ГФП:
- арест лиц, указанных органами военной контрразведки;
- ведение следствия по делам о шпионаже, предательстве, саботаже, осуществление экзекуций;
- организация контрразведывательных мероприятий по охране штабов;
- осуществление личной охраны командующего и представителей ОКХ;
- наблюдение за военной корреспонденцией, фотографами, художниками;
- розыск оставшихся на оккупированной территории советских военнослужащих и т.д.
Известно около 25 групп ГФП, действовавших на Восточном фронте, из них действовали в Крыму: 647-я и 727-я группы.
647-я группа ГФП. Действовала при 11-й армии, затем придана 8-й армии. Штаб размещался в Симферополе. Начальник – комиссар п/п Герман.
727-я группа ГФП. Оперировала на Северной Кавказе и в Крыму. С конца 1943 года штаб группы располагался в Керчи и Симферополе. Начальник – комиссар п/п Мюльде.

Органы СД.

Для работы на оккупированных территориях СССР в мае 1941 года были созданы оперативные группы СД (айнзатцгруппы). Всего их было создано четыре – A, B, C, D. Каждая из групп состояла из штаба, специальных команд (зондеркоманд), действовавших в районах расположения армейских частей, и оперативных команд (айнзатцкоманд), действовавших в оперативном тылу армии.
Айнзатцгруппы и их подразделения укомплектовывались служащими полиции, гестапо и СД.
Задачи оперативных групп и команд:
- захват и обыск советских партийных, правоохранительных органов и штабов воинских частей;
- захват учреждений, имеющих архивы и картотеки;
- проведение розыскных мероприятий, арестов и уничтожение советских партийных работников, сотрудников НКВД, армейских политработников, офицеров;
- выявление и ликвидация местного партийного и комсомольского актива, общественников, советской агентуры, евреев;
- ведение борьбы в тыловых районах со всеми проявлениями антинемецкой деятельности;
- информирование командующих тылами немецких армий о положении в подведомственных им районах.
Крым находился в сфере действия Айнзатцгруппы D. Руководитель – Отто Олендорф, с апреля 1942 года – оберфюрер СС Вальтер Биркамп.
В состав группы входило несколько оперативных и особых команд численностью по 150-170 сотрудников, в т.ч. по 25-30 сотрудников гестапо. Командам были приданы по взводу полицейских и солдат СС, из которых формировались группы для проведения экзекуций. В Крыму при группе были созданы также антипартизанские роты и батальоны крымских татар.
Для координации деятельности всех карательных структур при проведении антипартизанских операций был создан специальный орган под руководством высшего руководителя СС и полиции Крыма оберфюрера СС Гоха, начальник штаба – Эберхардт Хайнце.
В состав Айнзатцгруппы D, в частности, входили:
Зондеркоманда 10А. Была придана 171-й пехотной дивизии и 30-му армейскому корпусу. Начальники – штурмбанфюрер СС Зитцен (1941-42) и штурмбанфюрер СС доктор Курт Кристман (1942-43).
Зондеркоманда 10Б. Была придана южной группировке немецких войск, затем 11-й армии. Начальники - штурмбанфюрер СС Алоиз Перстерер (1941-42), штурмбанфюрер СС Эдуард Едамчик (1942-43).
Зондеркоманда 11А. Действовала при румынской группировке. Начальники - штурмбанфюрер СС Пауль Запп (1941-42), Герхард Баст (1942), Вернер Херземанн (1942-43).
Особая команда при Айнзатцгруппе D. Являлась частью «Предприятия «Цеппелин» - разведывательно-диверсионного органа, созданного РСХА в марте 1942 года с основной задачей – дестабилизация советского тыла.
С апреля 1942 года команда размещалась в Симферополе. Начальники - штурмбанфюрер СС Вальтер Курек, оберштурмфюрер СС Гельмут Рейс, штурмбанфюрер СС Рольф Редер, гауптштурмфюрер СС Хайнц Феннер, оберштурмфюрер СС Дресслер.
Вербовка агентуры проводилась в лагерях для военнопленных по всему Крыму, подготовка – в разведывательно-диверсионной школе в Евпатории. Переброска в советский тыл осуществлялась, например, с аэродрома близ г. Саки.
В мае 1943 года особая команда была расформирована.

Полицию безопасности и СД генерального округа «Таврия» возглавлял штурмфюрер СС Штампф. С апреля 1942 года штаб органа располагался в Симферополе, отделения – в ряде городов и поселков Крыма и в Мелитополе.
В конце 1943 года часть официальных сотрудников и агентуры органа эвакуировались в Берлин, где по указанию РСХА из них была создана широко разветвленная контрразведывательная резидентура «Группа Комет». Остальные сотрудники Крымского СД были направлены мелкими группами на работу в гестапо и части СС.

Иные подразделения спецслужб.

Подразделения «Бранденбург-800». Данное широко известное воинское соединение в Крыму было представлено только 6-й ротой 2-го батальона (впоследствии – 802 полк), которая в начале 1942 года находилось в некоторых района Крыма, откуда затем была переброшена в район Вены, а позже – в г. Дьеппе (Франция).
Известно также, что штаб батальона (полка) в июне 1942 года через Одессу и Николаев прибыл на Северный Кавказ, где в августе-сентябре 1942 года размещался в Майкопе. Поэтому можно только предположить, что путь на Кавказ пролегал через Крым, где, учитывая временные промежутки, мог быть задействован в штурме Севастополя.

Батальон «Бергманн».
Создан в октябре 1941 года в лагере «Штранс» вблизи г. Нойхаммер. Являлся ост-национальным формированием – в составе батальона были грузины, азербайджанцы, армяне, русские. Командный состав – немцы.
В Крым батальон был переброшен с Северного Кавказа при отступлении немцев. Дислоцировался в Керчи, затем в д. Коккозы. В апреле 1943 года батальон переформирован в полк, а личный состав распределен по национальному признаку в три батальона четырехротного состава.
В Крыму использовался для проведения карательных операций против партизан, для охраны побережья в районе Балаклавы и западнее Евпатории, а также железной дороги Симферополь-Севастополь.
В конце 1943 года полк переименован в полк «Альпинист», после чего в начале апреля 1944 года переброшен в Румынию, затем – Грецию, Албанию, Македонию, Сербию, Хорватию.

Разведывательно-диверсионная школа в Евпатории и Осипенко.
Создана весной 1942 года для обучения агентов - выходцев с Кавказа и Закавказья. Именовалась «Гауптлагерь «Крым» и размещалась на территории бывшего санатория НКВД. Начальник школы – гауптштурмфюрер СС Гиргензон.
Школа готовила разведчиков-диверсантов и организаторов повстанческого движения для последующей заброски на территорию Северного Кавказа и Закавказья.
Одновременно обучалось до 200 человек. Срок обучения – 2-4 месяцев. Первая подготовленная группа из 5 человек была заброшена на территорию Северной Осетии в августе 1942 года.
До октября 1943 года все агенты, окончившие школу, перебрасывались в районы Кавказа только самолетами, т.к. своего переправочного пункта орган не имел. Переброска осуществлялась с аэродрома близ г. Саки. Всего через Саки заброшено более 100 агентов, закончивших Евпаторийскую школу.
Следует отметить, что с марта 1943 года в г. Осипенко на базе преподавательского состава и агентов евпаторийской школы была развернута новая школа, действовавшая до осени 1943 года.
Впоследствии школа была частично эвакуирована, частично расформирована. Последнее известное место дислокации школы – г. Попель (Чехословакия).

Разведывательно-диверсионная школа в пос. Симеиз.
Организована в мае 1943 года АК НБО и размещалась в бывшем санатории ВЦСПС на берегу моря. Начальник школы – капитан Кремер.
Готовила разведчиков-диверсантов для заброски на Кавказ. Агентура формировалась из коллаборационистов, служивших в различных инонациональных формированиях вермахта и советских военнопленных – уроженцев Грузии, в лагерях северного Кавказа и Крыма. Одновременно в школе обучалось до 120 агентов.
Курсанты были разделены на 3 группы: 1-я – разведчики-диверсанты (до 100 человек), 2-я – морская группа (до 15 человек), 3-я – радисты (4-6 человек). Группа будущих диверсантов была разбита по отделениям в зависимости от места жительства до войны. Занятия проводились раздельно.
Во второй половине сентября 1943 года в связи с разоблачением нескольких групп, пытавшихся организовать побег к партизанам, весь личный состав школы (кроме морской группы) был направлен в г. Демблин и распределен по национальным формированиям. Морская группа во главе с начальником школы выбыла в г. Подгорицу (Югославия), а затем во Францию, где влилась в состав одного из грузинских ост-батальонов.

Разведывательно-диверсионная школа в с. Бешуй.
Создана в мае-июне 1943 года АК НБО. Начальник – фельдфебель Мурбах.
Готовила разведчиков-диверсантов для заброски на Северный Кавказ. Комплектовалась бывшими полицейскими и старостами, а также военнопленными из лагерей северного Кавказа и Крыма.
Одновременно в школе обучалось до 200 агентов, которые были разбиты на группы по 10-12 человек по национальному признаку (карачаевская, осетинская, русская и иные группы). Срок обучения – 3-5 недель.
Заброска проводилась с аэродрома Сарабуз.
Во второй половине 1943 года школу расформировали, а агентов направили в распоряжение Карачаевского национального комитета.

Разведывательно-диверсионная школа в м. Тавель.
Создана в конце 1942 года АК НБО. Месторасположение – местечко Тавель в 18 км. от Симферополя в здании бывшего детдома. Начальники – лейтенант Жирар де Сукантон (до мая 1943 года), унтер-офицер Шотля (с мая 1943 года).
Готовила агентов-радистов и разведчиков-диверсантов для заброски на Кавказ. Комплектовалась военнопленными из лагерей Севастополя, Симферополя, Джанкоя и т.д. Одновременно в школе обучалось до 150 агентов, которые были разбиты на группы по 25-30 человек. Обучение проводилось раздельно. Срок обучения установлен не был, и выпуск агентов проводился в зависимости от необходимости и успеваемости курсантов. Часть агентов для более углубленной подготовки направлялась в Варшавскую разведшколу, откуда вновь возвращались в Крым для заброски на советскую территорию.
Переброска агентуры осуществлялась с аэродрома Сарабуз, а также через команды АК НБО, действовавшие в прифронтовой полосе.
Личный состав школы использовался также в окрестностях м. Тавель для борьбы с партизанами.
В конце сентября 1943 года школа переехала в с. Марьяновку под Симферополем, а оттуда вместе с остальными морскими разведкомандами – в Одессу. В дальнейшем школа дислоцировалась в Румынии, Венгрии, а с октября 1944 года в Австрии в с. Зоросдорф, где и была расформирована.

Русские образования спецслужб.
В июне 1941 года в структуре Абвера был создан штаб «Валли» для непосредственного руководства разведывательной деятельностью на советско-германском фронте. В 1942 года для борьбы с советским партизанским движением и для создания антисоветского партизанского движения в советском тылу был создан Зондерштаб «Р». Во главе этой структуры встал белоэмигрант и бывший офицер Русской Императорской армии Б.А.Смысловский.
Свою практическую деятельность «Зондерштаб «Р» проводил через межобластные резидентуры, имевшие наименование «разведывательно-резидентские области». Вся оккупированная советская территория делилась до июля 1943 года на пять, а позднее на четыре таких области. Крым и Севастополь относились к Разведывательно-резидентской области А.
Ее штаб дислоцировался в Симферополе по адресу ул. Крестьянская, 1. Деятельность охватывала всю территорию Крыма. В Симферополе, Севастополе, Феодосии были созданы районные резидентуры. Начальник – майор РОА Г.Г. Бобриков, ставший впоследствии замначальника Вайгельсдорфской разведшколы.
Связь руководства разведывательно-резидентской области с резидентурами проходила через курьеров, которые несколько раз в месяц доставляла отчетные материалы. Агентурная сеть состояла из штатных агентов, находившихся на полном ее содержании, разъездных агентов-разведчиков и информаторов по населенным пунктам.

Изложенное выше является лишь подборкой по различным спецслужбам, которые действовали в Крыму и Севастополе в период Великой Отечественной войны. На самом деле, эту тему можно копать очень глубоко даже в рамках Крыма, на что пока, к сожалению, нет возможности.
Считаю, что немцам удалось создать достаточно разветвленную разведывательную и контрразведывательную сеть, однако слишком большое количество различных групп, команд и подразделений создавал некоторую неразбериху, в которой один орган мог запросто перейти дорогу другому, влезть в его дела.
Применительно же к истории обороны Севастополя считаю, что наверняка в городе действовали шпионы и диверсанты, однако, органы контрразведки и госбезопасности достойно справлялись со своими обязанностями.

Источники:
1. Хайнц Хене "Черный орден СС". - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003.
2. Чуев С.Г. Спецслужбы Третьего Рейха в 2-х домах. - СПб. 2003
3. Иванов В.Б. Севастопольская эпопея 1941-1944 г.г. в официальных документах.

Савилов В.Н. · Ср, 07.01.2009, 10:43

Очень интересный материал, спасибо.

patriot_s · Ср, 07.01.2009, 11:20

Савилов В.Н. · Чт, 02.07.2009, 02:03

Докладная записка НКВД Крымской АССР № 17642 во 2-е Управление НКВД СССР
о деятельности германских разведывательных органов на территории Крымской АССР

17 июня 1942 г.

С оккупацией немцами Керченского полуострова в г. Керчь прибыл аппарат гестапо, морской разведки, полевой жандармерии и комендатур, которые развернули работу по выявлению коммунистов, комсомольцев, депутатов Советов, партизан и лиц, сочувствующих Советской власти.

Кроме того, гестапо через городскую управу провело полный учет еврейского и крымчакского' населения, которое впоследствии зверски расстреляло наряду с русскими и лицами других национальностей, заподозренными в сочувствии к Советской власти.
Всего ими было расстреляно только в г. Керчи более 7 тысяч человек и в г. Феодосии — около 2 тысяч человек, в том числе малолетние дети и старики.
Помимо того, гестапо занималось выявлением всех эвакуировавшихся из Керчи руководящих партийных и советских работников, в первую очередь работников органов НКВД и лиц, связанных с ними.
Особое внимание гестапо, комендатуры и полевая жандармерия уделяли насаждению агентуры для выявления партизан, находившихся вАджимуш-кайских и Старо-Карантинеких каменоломнях, их баз и свя т, для чего да- валось своей агентуре задание выявить: '
1. Сколько в каждом отряде партизан.
2. Какое вооружение они имеют.
3. Имеют ли связь с Кубанью и как она осуществляется.
4. Наличие продуктов питания и воды.
5. Кто и где из членов их семей проживает.
Такое задание получил завербованный работником гестапо Гримом кулак Буханиов Иван Антонович, 1889 г. рождения, русский, гражданин СССР, беспартийный, и другие разоблаченные агенты гестапо в количестве 30 человек, из которых 22 человека уже осуждены к ВМН.
Наряду с этим германское военное командование и гестапо занимались вопросами и экономического порядка. Так, например, арестованный нами Ковганенко Виталий Давидович, 1902 г. рождения, по профессии юрист, I
признался, что был завербован начальником гестапо и получил задание собрать данные среди компетентных лицо потенциальных ресурсах железной руды и нефти на Керченском полуострове и возможности восстановления металлургического завода имени Войкова и Камыш-Бурунского железорудного комбината.
По этому вопросу немецкое командование писало в Берлин специальную докладную записку, в которой излагалось мнение о возможности эксплуатации керченской руды.
Активную разведывательную работу проводила морская разведка, состоящая в основном из русских белогвардейцев-эмигрантов, которые вербовали также агентуру для заброски на Кубань, Кавказ, даже перевербовывали нашу агентуру, забрасываемую из Таманского полуострова в Керчь.
Как установлено следственным и агентурным путем, в состав морской разведки входили следующие белогвардейские офицеры, ранее проживавшие в Болгарии:

1. Савченко Константин Васильевич, уроженец Одессы, 40-45 лет, высокого роста, седой, лицо смуглое, глаза карие1.
2. Назаров Иван Иванович, среднего роста, блондин, глаза голубые, на правой шеке шрам, на котором носит наклейку пластыря.
3. Станчулов Леонид Федорович, 40-45 лет, среднего роста, брюнет, нос ровный'.
4. Янковский Илья, по национальности болгарин.
5. Лейтенант, немец, фамилия не установлена, который возглавлял морскую разведку.
Все они носили форму немецкого офицера.
Из показаний Постниковой Марии Арсентьевны, у которой жили указанные офицеры, Савченко в беседе высказывался, что в Керчи они пробудут недолго и что, как только займут Севастополь, их штаб переедет туда. Кроме того, Савченко ей говорил, что якобы Назаров и Станчулов прибыли в Керчь еще до отхода частей Красной Армии.
Из деятельности морской разведки в Керчи установлено следующее:
1. В начале декабря 1941 г. нами была переброшена с Кубани на Керченский полуостров группа из 5 человек для разведывательной и подрывной работы в тылу у немцев. Один из этой группы — Белозерец, из казаков ст. Фан-таловской, будучи арестован морской разведкой, признался во всем и выдал весь состав группы, часть которой арестовали и расстреляли, а его, Белозерца, перевербовали и перебросили на Кубань с разведывательными заданиями. Белозерец в этом был нами разоблачен, предан суду военного трибунала, решением которого осужден к высшей мере наказания.
2. 10 января 1942 г. НКВД СССР ориентировал нас о радиоперехвате телеграммы немецкого резидента «Сирра» относительно подводной станции подслушивания на трассах подводной кабельной связи Азово-Черномор-ского бассейна, как источник этих сведений указывался Васинский Александр Федосеевич, заведующий кабельной базой Керчи.
Произведенной проверкой был установлен не Васинский, а Васютин Александр Федосеевич, завхоз кабельной базы г. Керчи, который, будучи арестован, признался, что с прибытием в Керчь немецких оккупантов он был вызван к офицеру морской разведки, после непродолжительной обработки был им завербован и передал ему шпионские сведения, имеющие важное государственное значение, об установленном в 1941 г. в районе Севастополя подводном шумопеленгаторе, о трассах подводной кабельной связи Азово-Черноморского бассейна, а также содействовал морской разведке в использовании в шпионских целях Константинова Михаила Васильевича — старшего техника кабельной базы.
Константинов, будучи арестован, признался, что он был враждебно настроен к Советской власти, поэтому уклонился от эвакуации и с приходом немецких оккупантов в Керчь через Васютинского установил связь с офицерами морской разведки и передал последним секретные сведения государственной важности о трассах подводной кабельной связи Азово-Черноморского бассейна Севастополь—Новороссийск, Новороссийск—Туапсе, Туапсе—Сухуми, а также всей подводной связи Керченского пролива и о проведенных им секретных оборонных работах в районе Севастополя. 21 декабря 1941 г. он, Константинов, содействовал офицерам морской разведки в организации подслушивания в местах соединения подводных кабелей, связывающих Приморскую армию через Новороссийск с Генштабом РККА.
Кроме того, Константинов и Васютинский по заданию немецкого командования организовали восстановление в Керчи телефонной связи для германского командования и его административно-хозяйственных органов и для этой цели ими был привлечен ряд работников связи из числа антисоветски настроенных и социально чуждых лиц.
Всего по делу арестовано 11 человек. Дело следствием закончено и направлено на рассмотрение военного трибунала Крымского фронта.
По материалам следствия также установлено, что вышеуказанных офицеров морской разведки посещали моряки и ряд военнопленных красноармейцев, некоторые из них жили в их квартире по нескольку дней, а затем куда-то уезжали. Среди красноармейцев фигурирует молодой человек из станицы Фанталовской, который по приметам является вышеуказанный Бел озерец.
Всего на Керченском полуострове выявлено и арестовано — 61 агент гестапо, морской разведки и военных комендатур.
В основном это местные жители, социально чуждый и уголовный элемент, некоторые из них были в плену в Германии, а также служили в РККА и сдались в плен противнику.
Наиболее характерными делами являются:
1. Дело группы работников гестапо, по которому арестованы Бейгулова Ольга Харитоновна, 1920 г. рождения, русская, член ВЛКСМ, до ноября 1941 г. служила фельдшером в 320-й сд.
Бейгулова с группой девушек — Железняк Анисией Трофимовной, Егоровой Зинаидой Николаевной, Тальгрен Екатериной Захаровной и Тюри-ной Феодорой Захаровной (все арестованы) — поступили на службу в гестапо, были тесно связаны с офицерами гестапо, от которых получали деньги, подарки и задания по выявлению партизан, коммунистов и советских работников, что они активно выполняли.
Особенно близки они были с офицером гестапо Фельдманом, который о себе рассказывал, что он уроженец России, до 1933 г. проживал в СССР, недалеко от Ленинграда, а в 1933 г. выехал в Берлин, где женился. Из Германии в СССР якобы приезжал в составе делегации как переводчик.
Фельдман в гестапо ведал еврейским отделом и проводил все операции по подготовке к расстрелу еврейского населения.
Бейгулова призналась, что она, дезертировав из РККА, осталась в Керчи и, перейдя на службу в гестапо, дала свое согласие офицерам Фельдману и Шульцу вести работу по выявлению коммунистов, партизан и евреев, за что получала вознаграждение. Кроме того, Бейгулова показала, что она и остальные работавшие с ней в гестапо, ныне арестованные, должны были пройти школу разведчиков для работы в тылу Красной Армии.
Аналогичные задания имели и остальные арестованные.
2. Дело группы предателей среди партизан, по которому арестованы Лукьяненко Даниил Федорович, Самарин Федор Васильевич и Федорченко Андрей Калинникович.
Лукьяненко дезертировал из партизанского отряда, был арестован гестапо, где выдал местонахождение базы отряда, после чего был завербован гестапо и получил задание склонить к этому других партизан. Выполняя это задание, Лукьяненко обработал из других отрядов партизан Самарина и Федорченко, и последние также, будучи завербованы гестапо, выдали базы отрядов.
Все они осуждены военным трибуналом к ВМН.
Среди завербованной гестапо агентуры были также и коммунисты, как, например, арестованный Золотоверхов Константин Васильевич, член ВКП(б), признался, что он как боец истребительного батальона был арестован гестапо и, дав согласие работать на гестапо, был освобожден и по их заданию вел предательскую работу.
Аналогичное показание дал арестованный Климов Афанасий Никитич, член ВКП(б), бывший боец истребительного батальона, который был арестован гестапо и освобожден после вербовки, причем Климов выдал гестапо местонахождение базы партизанского отряда.
Арестованный Кущ Александр Прокофьевич признался, что он. служа в РККА, в сентябре 1941 г. сдался в плен к немцам под Винницей, с плена бежал в Крым, где был арестован гестапо и завербован для ведения разведывательной работы в тылу Красной Армии. Кущ при бегстве немцев из Феодосии был нарочно оставлен гестапо в тюрьме вместе с 8 другими арестованными, для того чтобы, оставшись в тылу Красной Армии, вести разведывательную работу.
13 июня 1942 г. военным трибуналом войск НКВД по охране тыла Северо-Кавказского фронта осуждены Бейгулова О.Х по ст. 58-1 «б» УК РСФСР и Железняк А.Т. по ст. 58-1 «а» УК РСФСР к высшей мере наказания.
545

Следственным и агентурным путем установлено, что большую предательскую деятельность проводили в деревнях старосты, которые оказывали активную помощь германским разведорганам по выявлению партизан, коммунистов и советских работников. Некоторых из старост немецкое командование представляло к награде.
Характерным в этом отношении является староста дер. Паша-Салынь Туленко Гавриил Иванович, бывший кулак, который занимался предательством партизан и лиц, противодействующих немецким захватчикам1. Из захваченных документов видно, что германский офицер ст. лейтенант Гутген-бергер в своем донесении, сообщая об активной помощи ему со стороны Туленко и других старост в розыске партизан и советских разведчиков, указывает, что необходимо наградить Туленко за борьбу с партизанами и саботажниками.
О ликвидированных делах на немецкую агентуру по г. Севастополю нами уже сообщалось Вам № 003/22 от 2 марта 1942 г. ( вот бы найти эти документы - прим. мое)

В последнее время в производстве имелось дело на переброшенного через линию нашего фронта известным оберлейтенантом германской разведки, русским белогвардейцем Малишевским Александром Сергеевичем — Лисаковского Владимира Васильевича, о котором сообщалось в адрес зам. наркома внутренних дел Союза ССР комиссара государственной безопасности тов. Меркулова № 188 от 16.IV. 1942 г.
Лисаковский по телеграфному требованию нач. 4-го Управления НКВД СССР старшего майора государственной безопасности тов. Судоплатова 29.V.c.r. этапирован в их распоряжение.
Необходимо отметить, что Малишевский проводил очень активную работу на Крымском участке фронта по заброске в наш тыл агентуры, используя для этого преимущественно военнослужащих Красной Армии, попавших в плен к противнику и содержащихся в лагерях для военнопленных в городах Симферополе, Феодосии и Джанкое, причем Малишевский непосредственно руководит переброской своей агентуры через линию фронта.
В феврале с.г. на Крымском участке фронта при попытке перехода линии фронта наших войск были задержаны 6 агентов немецкой разведки, завербованные и переброшенные Малишевским, а именно:
1. Шакиев Сулейман, 1900 г. рождения, уроженец г. Керчи, татарин, гражданин СССР, бывший десятник Керченского отделения Эпрон, в Красной Армии с августа 1941 г., сдался в плен к немцам в ноябре 1941 г."
2. Фиоренли Михаил Николаевич, 1897 г. рождения, уроженец и житель г. Керчи, грек, гражданин СССР, беспартийный, парикмахер, в Красной Армии с сентября 1941 г., а с 7 ноября 1941 г. сдался в плен.
3. Логвин Митрофан Васильевич, 1918 г. рождения, уроженец с. Левый-Россош Воронежской области, житель хут. Калинин Ладожского района Краснодарского края, русский, беспартийный, службу проходил во 2-м Черноморском пехотном полку, в плен сдался 19 декабря 1941 г.
4. Харченко Виктор Иванович, 1909 г. рождения, уроженец г. Степанакерт АзССР, житель г. Баку, где проживал по Коргановской улице, д. 18, русский, кандидат ВКП(б), до мобилазации в РККА — начальник компрессорного цеха Бакмясокомбината, в плен сдался 29 января 1942 г.1
5. Цабадзе Соломон Алексеевич, 1909 г. рождения, уроженец с. Саиихури Кварельского района Грузинской ССР. со средним образованием, член ВКП(б), службу проходил в 816-м сп 396-й сд, в плен сдался 19 декабря 1941 г.
6. Шавдия Шота Викторович, 1912 г. рождения, уроженец г. Зестафони Грузинской ССР, грузин, имеет незаконченное высшее образование, кандидат ВКП(б), до мобилизации в РККА работал в Тбилиси зам. нач. отдела снабжения Лимантреста, службу проходил в 63-м гсп 63-й гсд, в плен сдался 19 января 1942 г.

Все они признались, что были завербованы Малишевским и последним переброшены с разведывательными и диверсионными заданиями в прифронтовую полосу, а также с задачей проникновения в глубокий тыл.
По материалам следствия на указанных агентов разведки установлено, что немецкая разведка особое внимание обращает при подборе агентуры для заброски пленных красноармейцев закавказских национальностей.
В Симферополе в специальном помещении при лагере для военнопленных находилось до 50 пленных, бывших красноармейцев, которые обрабатывались для вербовки с целью заброски к нам. Для обработки военнопленных грузин немецкая разведка использует находящихся в Симферополе военнослужащих немецкой армии' грузин-эмигрантов.
По этому вопросу Цабадзе показал, что в Симферополе ему было устроено знакомство с солдатами немецкой армии — эмигрантами-грузинами Цицишвили, 33 лет. происходит из Горийского района ГССР, нелегально бежал из Грузии в 1928 г., Бежанишвили Шотта, 34 лет, происходит из Тбилиси, где отец его работает врачом в жел. дор. больнице, Надарешвили, также нелегально бежавший из Грузии, и Джакели.
Цацишвили' и Джакели сообщили Цабадзе, что немцами в начале войны против СССР из числа грузин-эмигрантов был организован добровольческий отряд в составе 300 человек, который участвовал в боях с Красной Армией со стороны Румынии, и что немецкое командование готовило в марте-апреле с.г. крупное наступление на Крымском участке фронта, с этой целью стягивало большие войсковые соединения, и в частности формировало национальные дивизии из числа находящихся в Симферополе и Феодосии пленных красноармейцев армян и грузин, командование над которыми возлагается на бывшего майора меньшевистской армии, а ныне германского офицера Чхеидзе.

Арестованный Шавдия показал, что в разговоре с Джакели о планах на будущее последний сообщил, что в Германии вопросами политической и экономической переделки Грузии после ее захвата немцами занимаются ряд эмигрантов, как-то:
1. Генерал Нацвалов, занимается военными вопросами и формированием национальных частей из числа военнопленных, который должен якобы ' скоро прибыть в Крым.
2. Какабадзе — руководитель общей политики (будущей) Грузии, является якобы правой рукой Розенберга в деле управления оккупированными странами.
3. Каландадзе — руководитель политической части и пропаганды, написавший книгу «о новом порядке», который будет осуществляться в оккупированных странах.
Большое участие в пропаганде «нового порядка» также принимает бывший министр временного правительства, ныне профессор Церетели (по-видимому, речь идет не о министре, а о генерале Михако Церетели — идеологе грузинской фашистской организации «Тетри-Георги») и известные эмигранты Датешидзе и Метревели.
В области литературы работает Робакидзе Григол, последний имеет право издания своих произведений на немецком языке.
Излагая теорию о «новом строе» в Закавказье Джакели рассказывал, что основой в государстве будет частная собственность, однако 16 дней в году каждый гражданин должен будет работать в пользу государства. Размер прибылей будет ограничен пределом определенной суммы, сверх которой государство будет конфисковывать.
В отношении армян, сотрудничающих с немецкой разведкой в Крыму, арестованный Шавдия показал, что при офицере немецкой разведки Гарт-нер находится армянин-эмигрант Гайдан и двое армян бывших военнослужащих Красной Армии, один из них летчик, а второй топограф.

Дела на всех указанных арестованных велись Особым отделом НКВД Крымского фронта в контакте с нами.
До отступления из Керченского полуострова были взяты на учет и организован розыск выявленной агентуры противника, а также всех предателей, изменников Родины и пособников врагу, бежавших с немцами и скрывшихся с Керченского полуострова.
Семьи этой категории учета в количестве более 500 были уже оформлены на выселение в Казахскую ССР, однако осуществить это мероприятие не успели в силу неполучения своевременно санкции.
Также был проведен учет порайонно агентуры противника и выявленных предателей и изменников Родины, находящихся на территории Крыма, еще занятой противником.
По линии КРО совместно с Особым отделом были подготовлены и переброшены в тыл противника 8 человек, прибывших из Феодосии в Ленинский район при отступлении частей Красной Армии, с заданием разведывательного характера и для выяснения режима, установленного оккупантами в г. Феодосии и окрестностях.
Двое из переброшенных вернулись обратно и сообщили данные о дислокации воинских частей противника в г. Феодосии, сосредоточении огневых точек, возможных местах прохода через линию фронта противника и установленном режиме в Феодосии. Эти данные были использованы военным командованием и разведотделом.
В настоящее время на Таманском полуострове группа работников КРО НКВД Крыма ведет работу по вербовке агентуры для заброски в тыл противника с разведывательными и диверсионными заданиями и для внедрения в разведывательные органы противника.

Народный комиссар внутренних дел Крымской АССР
майор государственной безопасности Гр. Каранадзе

С уважением, Владимир
_________________

А вот хрен им, а не Россия, даже если по нас пройдут (с.)
И.Кошкин "Когда горела броня"

Svarog · Ср, 08.07.2009, 03:33

Севастополь и Крым в мистической паутине нацисткой Германии.

В 1935 году по распоряжению рейхсфюрера СС Генриха Гимлера в составе этой организации был создан специальный научно-исследовательский институт «Наследие предков», который в транскрипции немецкого языка именовался «анэнэрбэ». Это учреждение занималось нетрадиционными исследованиями в различных видах естественных, общественных и технических наук.
Деятельность «анэнэрбэ» в различных видах медицинских и биологических исследований, сопровождавшихся большим количеством насильственных опытов над людьми, была признана нюрнбернским международным трибуналом преступлением против человечества.
Вскоре после взятия Севастополя войсками 11 немецкой армии в июле 1942 года один из руководителей «анэнэрбэ» Альфред Фрауенфельд организовал специальную археологическую экспедицию по обследованию пещерных городов на территории Севастополя и Бахчисарайского района Крыма. Руководителем экспедиции был назначен бригаденфюрер (генерал-майор) Л.фон Альвенслебен фюрер СС и полиции ,начальник СД и полиции безопасности генерального округа "Таврия"(территория бывшей Крымской АССР) и его заместителями два армейских офицера полковник Кальк и капитан Баумельбург.
Немецкая исследовательская группа двинулась по следам экспедиции научного эксперта специального отдела ОГПУ СССР профессора Барченко, изучавшего пещерные города Севастополя и Бахчисарая в 1925 году.
Наибольшее внимание эсэсовская экспедиция уделила древнему городу Мангуп, находящемуся между Севастополем и Бахчисараем. Также нацистские исследователи внимательно изучили в окрестностях Севастополя пещерные комплексы в Инкермане, пещерные монастыри Челтер и Шулдан. Большое внимание уделялось пещерным городам и храмам в окрестностях Бахчисарая.
Экспедиция проходила под прикрытием легенды о якобы поиске следов пребывания древнегерманского племени готов на территории Крыма и Севастополя, чтобы исторически обосновать их последующее присоединение к Германии.
Но на самом деле, задачей этой германской экспедиции, так же как и экспедиции Барченко был поиск следов и артефактов неолитической цивилизации, основанной выходцами из Северной Африки, которую мы сейчас знаем как Кеми-обинскую археологическую культуру и попытки обнаружить те способы, с помощью которых ее шаманы и маги, а затем жрецы, могли соединять свою психофизическую и биофизическую энергию с энергией земных полей, добиваясь тем самым осуществления своих различных планов.
С аналогичными целями, в 1943 году «анэнэрбэ» послало тайную миссию в Тибет, по следам экспедиции Рериха, организованной спецотделом ОГПУ СССР в 1927 году.

Константин Колонтаев

Svarog · Ср, 08.07.2009, 03:35

Константин Колонтаев

Бериевский нарком в Крыму
и Севастополе

Несмотря на то, что по внешним признакам тема истории Второй обороны Севастополя 1941–1942 годов выглядит чуть ли не исчерпывающе исследованной, но на самом деле она сулит еще немало весьма существенных исторических находок и открытий.
Одним из разделов данной темы, который все еще ждет своего серьезного и вдумчивого исследователя – это роль и значение органов государственной безопасности в период Второй обороны Севастополя и тех, кто их возглавлял.
Данная тема истории боев за Севастополь в годы Великой Отечественной войны и сейчас, в начале ХХI века, спустя 65 лет после окончания Второй обороны Севастополя, является белым пятном.
До сих пор я еще не встретил в исторической литературе, посвященной данной теме, хотя бы, к примеру, фамилий начальников особых отделов Черноморского флота и Приморской армии.
Но при этом отсутствие пусть малочисленных, но хотя бы четких данных по этому вопросу заменяется миротворчеством, которое в освещении темы казалось должно быть особенно неуместным.
Здесь я имею ввиду участившиеся особенно в последнее время «хороводы» вокруг личности и памятника рядового младшего офицера контрразведки военно-воздушных сил Черноморского флота младшего политрука (младшего лейтенанта) Силаева Павла Михайловича (1916–!942). Он, взятый немцами в плен 4 июля 1942 г. на мысе Херсонес якобы подорвал спрятанный в одежде гранатой немецкого авиационного генерала, к которому его привели на допрос.
Это один из многих мифов сопровождающих историю Второй обороны Севастополя опровергается легко и просто. За весь период боев за Севастополь в 1941–1942 годах не погиб ни один немецкий генерал – ни сухопутный, ни авиационный. И поэтому во всех рассказах о Силаеве как-то забывают упомянуть имя, полное звание и должность «взорванного» Силаевым немецкого генерала. А ведь генерал в любой армии это не иголка в стогу сена.
Возвращаясь к почти полной неизученности темы госбезопасности в обороне Севастополя, можно отметить такой, весьма примечательный факт, как полное отсутствие в исторической литературе по данному вопросу упоминание о народном комиссаре внутренних дел Крымской АССР майора госбезопасности (общевойсковой эквивалент – полковник) Каранадзе Григории Трофимовиче, который был одним из членов руководства Второй обороны Севастополя на всем его протяжении.
Его биография была во многом стандартной для человека, родившегося в 1902 году в селе Семикао тогдашней Кутаисской губернии Российской империи, если бы не земляческие отношения со ставшим впоследствии исторической фигурой Лаврентием Берия.
Именно он помог стать в 1921 году, не обремененному партийным стажем и революционными заслугами, Григорию Каранадзе сотрудником Сенакского райкома комсомола, а затем в 1925 году – аппаратчиком Сенакского райкома партии, а в 1929 году – секретарем этого райкома.
В дальнейшем Берия переводит земляка в свое ведомство ми в 1929–1931 гг. Каранадзе проходит службу в центральном аппарате Государственного политического управления Грузинской ССР.
После того, как в 1931 году Берия с поста начальника ГПУ Грузии назначается первым секретарем республиканской компартии, он вновь переводит Каранадзе на партийную работу. В 1931–1935 годах он первый секретарь сначала Гурджавского, затем Караизского райкомов. В 1935–1937 гг. – первый секретарь одного из райкомов города Тбилиси. В 1937–1938 гг. – первый секретарь Сенакского райкома.
Таким образом, даже как партаппаратчик он звезд с неба не хватал, утвердившись как партийный руководитель районного масштаба.
Очередной взлет Каранадзе не всегда был связан с резким повышением его земляка и шефа Берии, который 22 августа 1938 года был назначен первым заместителем народного комиссара внутренних дел СССР с четкой перспективой в ближайшем будущем стать наркомом внутренних дел. Что и произошло в ноябре 1938 года.
А перед этим Берия не сидел сложа руки, а занимался перетаскиванием из Грузии в центральный аппарат и местные органы НКВД СССР своих земляков. Таким образом, в октябре 1938 года Каранадзе прибыл в Симферополь в качестве народного комиссара внутренний дел Крымской АССР.
На этом своем новом посту Каранадзе себя ничем особенным не проявил, хотя в последние три года, предшествовавших началу Великой Отечественной войны Крым, несмотря на свое тогдашнее малолюдство (около 900 тысяч населения) и внешнюю курортную провинциальность не был обделен вниманием иностранных разведок и особенно из ряда сопредельных государств.
Наиболее активно действовали в то время румыны. Презираемая своими коллегами по всей Европе румынская разведка, в 20–30-е годы сумела насадить в Крыму, и особенно в Севастополе, немало своих агентов. Так же кое-какую агентуру в нашем городе удалось приобрести и весьма далеким от него итальянцам. Одним из их агентов оказался смотритель итальянского воинского кладбища на горе Гасфорта.
Также протягивала свои щупальца в Крым и Севастополь турецкая разведка, несмотря на свою дохлость в то время.
При всем этом ни о каких разгромах иностранных агентурных сетей в Крыму и Севастополе в 1938–1941 годах со стороны руководимого Каранадзе ведомства ничего даже сейчас, спустя почти 70 лет, не слышно.
Единственным новшеством в то время стало его назначение в феврале 1941 г. наркомом госбезопасности Крымской АССР в связи с выделением из прежнего НКВД СССР главного управления государственной безопасности и созданием на его базе Наркомата государственной безопасности СССР.
Через месяц после начала Великой Отечественной войны, в конце июля 1941 г. НКГБ вновь объединяется с НКВД, и Каранадзе снова становится наркомом внутренних дел Крымской АССР.
Несмотря на начавшуюся войну и то, что вскоре после её начала Крым стал прифронтовой зоной, в деятельности руководимого Каранадзе ведомства продолжала господствовать все та же рутина и тупой бюрократизм, которые в условиях военного времени очень быстро стали приводить к многочисленным громким провалам.
Не была вскрыта активная подготовка политической и интеллектуальной элиты крымских татар, выращенной на свою голову советской властью в 1921–1941 годах, к переходу на сторону наступающих немецких войск.
В результате спустя пару недель после вступления немцев в Крым, вся оккупированная ими территория полуострова покрылась сетью «мусульманских комитетов» во главе с Крымским мусульманским комитетом».
Вся эта структура немедленно приступила к созданию крымско-татарских вооруженных формирований для содействия захватившей почти весь Крым 11-й немецкой армии и, прежде всего, подавления партизанского движения в горнолесных районах Крыма.
Что касалось возложенной на Крымский НКВД задачи подготовки партизанских отрядов и подпольных организаций, то к ней Каранадзе отнесся столь же формально-бюрократически и безответственно. Все эти структуры в большинстве случаев создавались из числа неподготовленных, случайных, а часто и тайно враждебных советской власти людей.
В результате буквально в первые же дни немецкой оккупации подавляющее большинство подпольных организаций либо самоликвидировались, либо были уничтожены тайной полевой полицией (ГФП) и военной контрразведкой (отделы «1С») 11-й немецкой армии. А в партизанских отрядах случайный подбор людей и особенно командного состава привел к массовому дезертирству и переходу на сторону противника, особенно после начала затруднений с продовольственным снабжением и ещё больше, когда эти затруднения переросли в голод.
Этот конкретный провал в служебной деятельности Каранадзе и его первого заместителя Н. Д. Смирнова, непосредственно занимавшегося этой задачей, был тогда же отмечен практически всеми руководителями партизанского движения и многих партизанских отрядов Крыма. Документы с этими обвинениями были опубликованы в архивном сборнике «Партизанское движение в Крыму в годы Великой Отечественной войны» – Симферополь: «Сонат», 2006.
Впрочем, в провале созданных по линии НКВД Крымской АССР подпольных организаций, не стоит обвинять только одного Каранадзе и Смирнова. В этом вопросе они действовали отнюдь не своим, пусть и скудным умом, а выполняли инструкции и указания НКВД СССР во главе с Л. Берия, которого сейчас некоторые пытаются представить в виде блестящего интеллектуала и талантливого организатора.
Исполняя указания сверху, органы НКВД на местах вместо того, чтобы формировать свои будущие подпольные структуры из офицеров госбезопасности и милиции, ранее не проживавших в том или ином городе или райцентре, и потому там никому неизвестных, готовили подпольные организации из своей довоенной агентуры, проживавшей в данном населенном пункте. Поэтому почему-то никому не пришла в голову простая мысль, что осведомительная агентура мирного времени неизбежно состоит из людей в большинстве своем политически враждебных к советской власти и работающих на госбезопасность либо из страха, либо за деньги. И поэтому формировать из них подполье для работы в условиях вражеской оккупации было бы полным безумием.
В результате подпольные организации, сформированные областными управлениями НКВД в первые полгода войны, как правило, исчезали на вторые-третьи сутки после прихода немецких войск. Половина их членов, которые поглупее, добровольно являлись сдаваться в немецкие военные комендатуры. Их дальнейшая судьба была печальной. Большинство из них немцы на всякий случай расстреливали, немногих оставшихся в живых отправляли в концлагеря, что, по сути, являлось той же смертной казнью, только отсроченной.
Те же, кто поумнеете, сдаваться к немцам не приходил, а, прихватив оставленные им для подпольной работы деньги, драгоценности, запасы продовольствия и промтоваров перебирались в другие населенные пункты и, легализовавшись, занимались мелким предпринимательством.
Но вернемся к дальнейшей эпопее Каранадзе и возглавляемого им ведомства.
После прорыва немецких войск в Крым 29–31 октября 1941 происходит эвакуация в Севастополь центрального аппарата Крымского НКВД, а также ряда его территориальных подразделений из Ак-Мечети (Черноморского), Евпатории, Бахчисарая, Албата (райцентр Албат, ныне поселок Куйбышево Бахчисарайского района), Ялты и Алушты.
Таким образом, к середине ноября 1941 года в Севастополе сосредоточилось около трехсот офицеров госбезопасности и сотрудников милиции. И это примерно на 70 тысяч жителей, оставшихся в городе к началу обороны.
Однако такая концентрация «бойцов невидимого фронта» ничуть не мешала разведке 11-й немецкой армии (отдел «1С» (1 «Ц») и приданных этой армии абвергруппам 201-й и 301-й вести активную и успешную разведку в городе и на территории Севастопольского оборонительного района.
Размах и успешность немецкой разведывательной деятельности в Севастополе вызвали спустя несколько десятков лет после этого появления книги немецкого автора Фреда Немиса на эту тему. Эта книга «Шпион в Севастополе: драматическая акция агента КГ-15», изданная в Раштат-Бадене, имеется в фондах иностранной литературы Севастопольской Морской библиотеки.
Впрочем, упрекать одних только сотрудников Крымского НКВД в разгуле немецкого шпионажа в Севастополе было бы несправедливо. Кроме них в городе и его окрестностях действовало несколько сот сотрудников контрразведки (особых отделов) Приморской армии и Черноморского флота.
В ходе обороны Севастополя 1941–1942 годов, несмотря на значительность занимаемой им должности, Каранадзе не оставил никаких внешне заметных следов своего участия в ней. Его фамилия ни разу не была упомянута ни в воспоминаниях других руководителей обороны города, ни в исторической литературе, посвященной данному событию
Лично я впервые узнал о нем, только поступив на работу в Музей героической обороны и освобождения Севастополя в качестве научного сотрудника. В ноября 1996 года отмечалось 55-летие Второй обороны Севастополя, и в музее была устроена временная выставка, посвященная этому событию. На ней я увидел служебное удостоверение наркома внутренних дел Крымской АССР, выписанное на имя Каранадзе, и с его фотографией. Ниже типографский текст «Нарком внутренних дел СССР», но личная подпись Берии, которая находилась рядом, была аккуратно чем-то выскоблена.
Да, когда лучшего кореша и покровителя Каранадзе Лаврентия Павловича Берию объявили врагом народа, его дружок не нашел ничего лучшего, чем по совковской традиции откреститься от своего опального шефа даже в такой мелочи, как его личная подпись на вышедшем к тому времени и употребления служебном удостоверении.
Я не люблю придуманного советскими диссидентами в 70-е годы прошлого века слова «совок», но, к сожалению, только его можно использовать для краткого и емкого определения деловых и личных качеств очень многих представителей советской партийно-государственной элиты, выходцы из которой находятся у власти и в настоящее время.
Но вернемся к вопросу о вкладе Каранадзе в оборону Севастополя. Если этот вклад и был, то он оказался весьма своеобразным, если не сказать более.
Как я уже отмечал, скопившиеся в Севастополе в ноябре 1941– июне 1942 года несколько сот офицеров госбезопасности и милиции из территориальных подразделений и центрального аппарата Крымской АССР во главе с Каранадзе, особенными профессиональными успехами не блистали.
И все их участие во второй обороне Севастополя могло бы навсегда остаться неинтересным для историков, если бы не два крупных и вопиющих провала, которые, правда, так и остались неизвестным и казенной советской исторической науке, но всплыли на поверхность в конце 90-х годов ХХ века.
Первое – это то, что после падения Севастополя на Кавказ с мыса Херсонес из примерно трехсот-четырехсот сотрудников Крымского НКВД были вывезены Каранадзе, его первый заместитель Смирнов и еще пара-тройка заместителей и помощников крымского наркома внутренних дел. Остальные, оставшиеся на мысе Херсонес, либо застрелились, либо погибли в боях, либо были расстреляны, попав в плен. Такой случай массовой гибели сотрудников территориального подразделения внутренних дел областного уровня стал беспрецедентным событием в истории Великой Отечественной войны.
Второй, еще более вопиющий провал, заключался в том, что днем 1 июля 1942 года, в захваченный немецкими армейскими частями Севастополь вошла команда 647-й тайной полевой полиции (ГФП) 11-й армии. Первым делом сотрудники этого «полевого гестапо», как его называли сами немцы, направились к зданию горотдела НКВД Крымской АССР. И там к своему немалому радостному изумлению обнаружили, что практически вся его документация сохранилась. Начиная от бумаг отделения госбезопасности милиции и заканчивая отделением ЗАГС. Об этом подробно рассказывается в комплексе донесений команды ГФП-647,который находится в сборнике немецких архивных документов, посвященных боям за Севастополь 1941-42 годов и последующей немецкой оккупации города. Его собрал и опубликовал в 1998 году в Германии историк Ганс-Рудольф Нойман. Это трехтомник «Севастополь, Крым: документы, источники, материалы» – Регенсбург, 1998, хранится в фондах Севастопольской морской библиотеки.
Согласно имеющимся в этом сборнике отчетам, немецкая тайная полевая полиция благодаря найденным в горотделе НКВД документам, раскрыла и уничтожила сеть подпольных организаций, созданных горкомом партии и горотделом НКВД, а после обработки документов паспортного стола и ЗАГС, были раскрыты разведсети, составленные разветотделами Приморской армии и Черноморского флота.
Однако все эти, по выражению царских бюрократов, «караемые упущения», ничуть не прервали дальнейшую служебную карьеру Каранадзе. Берия в очередной раз вытащил земляка из крайне серьезных неприятностей.
И после всего происшедшего он продолжал плавно перемещаться по ступеням служебной лестницы. С 1 декабря 1942-го по май 1943 года – наркома внутренних дел Дагестанской АССР. Затем с мая 1943-го по апрель 1952 г. – нарком, а потом министр госбезопасности Грузинской ССР.
Но вскоре у него начинаются серьезные жизненные неприятности. 8 апреля 1952 года он был арестован по так называемому «менгрельскому дел», которое было организовано Сталиным с целью снятия Берии с занимаемых им государственных и партийных постов.
В заключении Каранадзе провел год. Вскоре после смерти Сталина он был освобожден по распоряжению Берии и назначен заместителем министра внутренних дел Грузинской ССР.
Однако падение и смерть Берии, последовавшие вскоре после этого, навсегда прервало его дальнейшую чекистскую карьеру. 12 октября 1953 года он был снят с должности и уволен со службы с формулировкой «по факту дискредитации».
После четырехлетнего периода он возвращается на службу, став заместителем председателя республиканского государственного комитета лесного хозяйства, и на этом посту проработал до своей смерти в 1970 году.
Спустя несколько лет его родственники передали ряд его личных вещей, документов и фотографий в Музей героической обороны и освобождения Севастополя, благодаря чему спустя более трех десятилетий появилась эта статья.

Svarog · Ср, 08.07.2009, 03:36

Кидатели понтов

Не так давно, в статье «Смена вывески профессионализма не заменит» напечатанной в «Севастопольском меридиане», мне довелось описывать как постепенно, год от года растущий непрофессионализм в работе Музея героической обороны и освобождения Севастополя, традиции которого возникли за 24 года директорства в нем Ю. Мазепова наконец начали давать свои горькие плоды. Тогда у меня речь шла о недопустимо непрофессиональных ошибках при создании временной музейной экспозиции в казематах бывшей 35-й батареи.

И хотя данный материал, вызвал широкий отклик среди любителей военной истории в городе и бурное обсуждение на соответствующих интернетфорумах, в музее сделали вид, что ничего собственно не произошло. Что ж хорошо известна привычка совковых партаппаратчиков, считающих, что если неприятных явлений не замечать, то они сами как-нибудь исчезнут.

Да вот в реальной жизни оно как-то все само собой не рассасывается. В результате музей и его обитатели так долго отворачивались от реальной жизни, что, наконец эта самая жизнь не выдержала и отвернулась от них.

Подтверждением этого факта стала недавняя презентация подготовленного в музее второго издания энциклопедического справочника «Севастополь».

Это событие, которое при других обстоятельствах могло бы стать одним из знаменательных, получило мизерный отклик. Какое то здоровое внутреннее чутье севастопольцев позволило им почувствовать фальш прозвучавших по этому поводу со стороны музея громких саморекламных заявлений

Причиной этого было прежде всего назойливые самовосхваления переходящие в откровенную похвальбу в сочетании с нападками на анонимных оппонентов и соперников, типа:»Энциклопедический справочник «Севастополь» выгодно отличается от тех, чьи материалы скачаны из Интернета без соответствующей проверки, в результате чего они содержат множество ошибок, неточностей и не отвечают высоким требованиям справочных изданий». Эти самовосхваления и поношения анонимных «врагов» воспроизвел в своей корреспонденции о данной презентации в газете «Красная Звезда» от 12.01.2009 ее корреспондент В.М. Пасякин.

И кого же это они имеют ввиду, эти наши музейные титаны, эти скромные ученые крысы трудолюбиво грызущие гранит науки?

А это историко-литературный справочник»Севастополь», написанный А.М. Чикиным и изданный почти годом ранее.

Эту досаду музейщиков можно понять. Оказалось, что энтузиаст в одиночку, может сделать гораздо быстрее то над чем в музее корпел целый коллектив научных сотрудников и редакторов численностью около 40 человек. Как говориться оцените разницу.

А.М. Чикин начал работу над своим справочником одновременно с музеем и выпустил его, как и предполагал накануне празднования 225-летнего юбилея Севастополя. А музейщики издание своего труда к этой дате благополучно провалили. И их труд не вышел бы и к концу 2008 года как это произошло если бы на предшествовавшей презентации книги А. М. Чикина не прозвучали нелестные сравнения эффективности научно-издательской работы одного человека и многочисленного коллектива погрязших в рутине чиновников от науки. Только после этого, в музее наконец началось какое-то шевеление и спустя полгода после юбилейной даты музейный энциклопедический справочник «Севастополь наконец увидел свет.

Но даже самый беглый его просмотр заставил сразу же усомниться в той неуемной саморекламе которую допустили его создатели, утверждая, что оно «выгодно отличается от тех, чьи материалы содержат множество ошибок, неточностей, и не отвечают высоким требованиям справочных изданий».

Конечно, по этому поводу напрашивается известная фраза о том «чья бы корова мычала», но я думаю, что можно вполне обойтись и без эмоций, а провести сравнение по существу.

Ну например такая непростительная мелочь содержащаяся в статье о эсминце «Беспощадный», где главный калибр его орудий из положенных 130-милиметров превратился в 133-мм.

А вот дальше идут уже не мелочи. Возьмем такую большую по объему статью как «Немецкая оккупация Севастополя» написанную долголетним директором Музея коммунистического подполья Н.Ф. Задорожной. В ней без изменений воспроизводится набор традиционных исторических мифов или мягко говоря исторических неточностей о повешенных за отказ работать на немцев трех комсомольцах, о подожженных немцами баржах с пленными красноармейцами, полное перевирание фамилии начальника немецкой службы безопасности (SD) во время оккупации Севастополя.

По поводу казненных комсомольцев я ей лично еще в 1998 году показывал в библиотеке музея в подшивках «Славы Севастополя» и «Флага Родины» за ноябрь 1947 года материалы Севастопольского судебного процесса над немецкими военными преступниками, где подсудимый обер-лейтенант полевой жандармерии Шреве по приказу которого эти подростки были повешены, в своих показаниях подтвердил, что они были казнены не за какие-то конкретные провинности, а исключительно в целях постоянного запугивания населения оккупированного Севастополя. После этого я предложил ей на основании этих новых документально подтвержденных данных внести изменения в соответствующий раздел экспозиции Музея подполья объясняя что подлинная причина смерти этих подростков будет намного больше подчеркивать беспредел творимый оккупантами, чем мифология сварганенная по известному совковому принципу: »Хотели как лучше, а получилось как всегда». Но на голове мазепинских кадров можно тесать не то что кол, а лом из легированной стали, но все будет без толку. В результате не только никаких изменении в музейной экспозиции, но и с тупым упорством повторение этого утверждения в соответствующей статье, как первого так и второго издания энциклопедического словаря «Севастополь».

Что касается «поджога барж с военнопленными немцами», то подлинных обстоятельствах этого события «историку» Н.Ф. Задорожной подробно все объяснял другой тогдашний научный сотрудник музея Д.Ю.Стогний, конкретными фактами доказывая, что пожары на баржах возникали в результате ночных бомбардировок севастопольского порта советской дальней авиацией и что ночью, с высоты нескольких километров советские летчики ну никак не могли бы различить кто там внизу находится советские военнопленные или немецкие солдаты. И что если бы немцы хотели бы убить советских военнопленных то они бы это сделали гораздо более простыми способами чем уничтожать столь нужные им тогда транспортные плавсредства.
«Но нет их не вразумишь!», как писал, правда по другому поводу поэт Тютчев. О чем свидетельствует в этой же статье Задорожной упоминание в качестве начальника немецкой службы безопасности в Севастополе мифического штурмшарфюрера Майера.
Для особо «одаренных» сотрудников Музея подполья Национального Музея героической обороны и освобождения Севастополя, объясняю, что согласно многочисленной изданной в последние 15 лет справочной литературе «штурмшарфюрер» - высшее унтер-офицерское звание в войсках СС. В «общих СС», в том числе и службе безопасности использовалось соответствующее ему звание «гауптшарфюрер». Оба этих эсэсовских звания приравнивались к армейскому чину «штабсфельдфебель», что в переводе на современную систему отечественных воинских званий означает-«старший прапорщик».

Немцы конечно иногда бывают большие оригиналы, но они думается все же в то время для управления службы безопасности в таком стратегически для них тогда важном городе как Севастополь нашли бы начальника с офицерским званием. И действительно реальным начальником Севастопольского SD являлся оберштурмбанфюрер (подполковник) Фрик.

В фондах Севастопольской Морской библиотеки хранится сборник немецких архивных материалов по боевым действиям и оккупации Севастополя в 1941-1944 годах изданный
Немецким исследователем Нойманом в 1998 году, где целый массив документов подписанных оберштурмбанфюрером Фриком в должности начальника Севастопльского управления СД.

Так что можно посоветовать заму по науке музея Костюченко С.В. не тратить время на написание тупых и холуйских статей типа той, которую она написала в энциклопедии о Горбачеве, а заняться переводом сборника Ноймана если она действительно так хорошо знает немецкий язык как об этом говорят ее музейные подхалимы.

Константин Колонтаев

Svarog · Ср, 08.07.2009, 03:37

МИФЫ О ГЕСТАПО

Действовало ли гестапо на оккупированной советской территории.
Слово «гестапо» стало одним из ключевых слов-символов Второй мировой и Великой Отечественной войны, словом-символом всей системы карательных органов немецкого оккупационного режима как на Восточном фронте, так и в Европе.
А между тем само гестапо по своей объективной роли в годы Второй мировой войны менее всего могло бы претендовать на подобного рода всемирную известность.
Гестапо («гехайм штаатс полицай» - «тайная государственная полиция») было создано в 1933-1934 гг. после прихода нацистов к власти в Германии путем объединения во всегерманскую структуру подразделений политической полиции министерств внутренних дел германских земель. Первым руководителем гестапо был Герман Геринг, и именно в этом качестве он являлся одним из основных участников процесса над Димитровым в Лейпциге.
В 1939-1945 гг. гестапо являлось IV управлением Главного управления имперской безопасности (RSHA) Министерства внутренних дел Германской империи.
С момента своего создания и до своего исчезновения вместе с другими государственными институтами нацистской Германии в мае 1945 г. гестапо никогда не действовало вне собственно германской территории и никогда не имело своих подразделений на оккупированных Германией территориях как в Европе, так и в СССР.
Местные органы гестапо создавались только на тех территориях европейских стран, которые включались непосредственно в состав Германии, как-то: Австрия, Люксембург, часть территории Франции, Чехии, Польши. На остальных оккупированных территориях как в Европе, так и в СССР действовала весьма сложная, запутанная, но одновременно с этим и стандартизированная система репрессивных органов. Основу этой системы составляли органы военной разведки и контрразведки германских вооруженных сил, которые практически безраздельно действовали на обширной территории так называемой «прифронтовой полосы».
На Восточном фронте размеры этой полосы определялись территориями, расположенными вдоль линии фронта и далее вглубь от нее на расстояние до 500 км. На этой полосе вся власть принадлежала армейским оккупационным властям и действовали исключительно военные репрессивные органы, которые включали в себя следующие структурные подразделения: отделы разведки и контрразведки штабов дивизий, корпусов, армий, групп армий (так называемые отделы «1С» («1Ц»)), розыскные отделы местных военных комендатур («ортскомендатур») и приданные им взводы военной (полевой) полиции («фельдполицай»). Те же команды полевой полиции, находившиеся в составе дивизий германской армии, осуществляли контроль над населением совместно с отделами «1С» в местах дислокации дивизий в прифронтовой полосе. Подвижные подразделения («абвер-команды») «Управления военной разведки и контрразведки Верховного командования вермахта» («Абвер»). Это управление состояло из 4-х отделов: 1-й (разведка), 2-й (диверсии, террор), 3-й (контрразведка), 4-й («Абвер-Заграница») занимался аналитикой и руководил деятельностью военных атташе в зарубежных странах. Абверкоманды распределялись по отделам и имели соответствующую нумерацию. Приданные 1 отделу от 100 до 199, 2 отделу от 200 до 299, 3 отделу от 300 до 399. Абверкоманды 3-го отдела вели контрразведку, борьбу с подпольем и партизанами.
Промежуточное положение между военными и политическими спецслужбами занимала «Гехайм фельдполицай» (ГФП) - «Тайная полевая полиция». Подразделения этой спецслужбы действовали в прифронтовой зоне, подчинялись командованию армий. Их сотрудники служили ранее в СД, гестапо, криминальной полиции (аналог советского угрозыска), но находясь в составе этих подразделений, они получали звание «военный чиновник» («зондерфюрер») того или иного ранга. При этом сотрудники СД и гестапо составляли незначительное меньшинство команд ГФП, занимая высшие командные должности; большинство рядовых сотрудников и средний командный состав составляли чиновники криминальной полиции (KRIPO), которая также входила в RSHA в качестве V управления.
Помимо собственных розыскных подразделений немецкое военное командование при местных военных комендатурах на территории прифронтовой зоны из числа местных жителей создавало управления и отделы «вспомогательной полиции». Вначале эти подразделения несли патрульно-постовую службу, занимались паспортизацией населения, затем с весны-лета 1942 в их составе стали создавать розыскные отделы и отделения, занимавшиеся оперативно-розыскной деятельностью. Аналогичные структуры создавались и за пределами прифронтовой полосы при «Управлениях СД и полиции безопасности».
За пределами прифронтовой полосы, т.е. далее 500 км от линии фронта, оккупационная власть принадлежала немецким гражданским оккупационным органам. Репрессивные функции на этой территории осуществляли «Управления СД и полиции безопасности». СД (SD - «зихайндинст» - «служба безопасности») - орган разведки, контрразведки и политического сыска как на территории Германии, так и на оккупированных территориях Европы и СССР. С 1925 по 1939 гг. - служба безопасности нацистской партии. В 1939-1945 гг. существовала в виде III (контрразведка) и VI (разведка) управлений RSHA.
Полиция безопасности («SIPO» - «зихайнполицай») - подразделения криминальной полиции и общей полиции («шуцполицай»), придаваемые для повседневной помощи СД и гестапо как в Германии, так и на оккупированных территориях.
Наименование «Управление СД и полиции безопасности» указывает на то, что и в данном розыскном органе большинство составляли не кадровые офицеры СД и гестапо, а чиновники криминальной и общей полиции.
Это говорит о том, что Германия не подготовилась к крупномасштабным боевым действиям Второй мировой войны не только в военно-экономическом плане (выпуск вооружений), но и в плане контрразведывательного обеспечения. Это и заставляло германские власти прибегать к массовому использованию в контрразведывательных целях сотрудников общеуголовной полиции. Ни в одной из стран антигитлеровской коалиции не было ничего подобного.
Это был довольно порочный, хотя и вынужденный путь. Как сказал по такому поводу
М.Е. Салтыков-Щедрин: «Обыватель полагает, что ежели человек может неприметным образом вытащить у ближнего из кармана кошелек, то он искусный политик, дипломат и сердцевед. Но это ошибка. Это доказывает только, что он искусный вор. Ибо сфера деятельности у политика и вора различна. Политик улавливает людей, в то время как вор - принадлежащие им кошельки». Поэтому, несмотря на первый взгляд, что политическая и уголовная полиция одинаково занимаются розыском, разница в их деятельности та же, что между политиком и вором.
Единственное, что спасало германские репрессивно-розыскные органы от полного провала на советской оккупированной территории, был бездарно-бюрократический, а если говорить просто, то в подавляющем большинстве случаев откровенно тупой способ формирования подпольных структур на оставляемых противником территориях. Эти подпольные структуры формировали партийные органы и госбезопасность. Партийные органы по опыту Гражданской войны создавали подпольные горкомы и райкомы. Но при этом им и в том числе генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину в голову не пришла мысль, что в Гражданскую войну большинство коммунистов-подпольщиков имели опыт дореволюционной подпольной деятельности, а те, которых оставляли для работы в немецком тылу в 1941-1942 гг., подобного опыта не имели и перед оставлением их в подполье ни малейшей спецподготовки не проходили. В результате, как правило, они становились жертвами ГФП и полевой полиции немецких военных комендатур в первые две-три недели после начала немецкой оккупации.
Еще более провальными в период июля-декабря 1941 г. были результаты по линии НКВД, как это не покажется странным. Но дело в том, что госбезопасность в этот период подошла к делу формирования подпольных структур еще тупее, чем партия. Вместо того, чтобы областным управлениям НКВД формировать свои будущие подпольные структуры из офицеров госбезопасности и милиции, ранее не проживавших в данном городе или райцентре и поэтому там никому неизвестных, они, не мудрствуя лукаво, готовили подпольные организации в райцентрах и областном городе из своей действующей агентуры, сформированной еще в мирное время. Поскольку такая метода явно была не местной импровизацией хотя бы по своему размаху, то логично предположить, что она либо проводилась по инициативе наркома внутренних дел Л.П. Берия, либо он был в курсе. Почему же столь блестящему интеллектуалу, каким он сейчас выглядит в глазах некоторых моих современников, не пришла в голову простая мысль, что осведомительная агентура мирного времени формируется из людей в большинстве своем политически враждебных к существующей власти, работающих на госбезопасность либо из страха, либо за деньги, и что формировать из них подпольные структуры для работы в условиях вражеской оккупации - чистое безумие.
В результате подпольные организации, сформированные областными управлениями НКВД в первые полгода войны, как правило, исчезали на вторые-третьи сутки после прихода немецких войск. Половина их членов, которые поглупее, добровольно являлась в местные органы оккупационной власти. Их дальнейшая судьба была печальна: большинство немцы на всякий случай расстреливали, других - направляли в концлагеря. Те же, кто поумнее, сдаваться к немцам не приходили, а, прихватив оставленные им для подпольной работы деньги, драгоценности, запасы продовольствия и промтоваров, перебирались в другие районы и города области, где их никто не знал и, легализировавшись с помощью взятки в местной вспомогательной полиции, начинали заниматься мелким предпринимательством.
Так что вместе с развеиванием мифа о гестапо на советской оккупированной территории проясняются кое-какие аспекты, связанные с начальным периодом деятельности советского подполья. Кроме этого развеивание мифа о гестапо помогает прояснить вопрос о том, какая из государственных структур нацистской Германии наиболее виновна в военных преступлениях на оккупированной территории СССР. Авторы советских монографий по этой теме любили обличать бывших солдат и офицеров вермахта за то, что они в своих мемуарах пытались отрицать преступные методы ведения войны германской армией на Восточном фронте, но при этом сами же в своих монографиях главными истребителями русского народа определили все же пресловутые гестапо, СД и войска СС. Определяя численность уничтоженных немцами гражданских лиц и военнопленных в 10-11 млн. человек, они, называя главными виновниками этого все те же СД, гестапо, войска СС, даже не пытаются назвать их конкретную численность на оккупированной советской территории. А эта численность никогда не была настолько большой, чтобы невоенные силовые структуры нацистской Германии могли физически справиться с подобным объемом «работы». Тем более, что из общей цифры уничтоженных в 11 млн. 80% были уничтожены в первые полтора года войны, т.е. в июле 1941-декабре 1942 г.
Общая численность айнзатцгрупп и команд СД на оккупированной территории СССР в июле-декабре 1941 г. не превышала 2 тыс. человек. Не намного больше была численность и местных органов СД. Так например, когда к концу лета 1942 г. оккупированный немцами Севастополь вышел из прифронтовой зоны и в нем было создано «Управление СД и полиции безопасности», то в нем на 20 тыс. жителей имелось 7 сотрудников, 3 переводчика и 25 солдат-эсэсовцев из взвода охраны. А из 1500 жителей города, погибших насильственной смертью от рук немцев - 1200 были уничтожены в первые два месяца оккупации в июле-августе 1942 г., т.е. тогда, когда СД в Севастополе не было. Они были уничтожены командами полевой полиции дивизий 11-ой армии и местной военной комендатуры. Отбирали лиц, подлежащих уничтожению, офицеры отделов «1С» штаба армии, штабов корпусов и дивизий, входивших в состав армии и команды ГФП, подчинявшейся командованию армии.
Даже еврейское население уничтожали в первую очередь не айнзатцгруппы СД, а команды полевой полиции местных военных комендатур совместно с находившимися поблизости армейскими частями и вспомогательной полиции из числа местных жителей. Причем до 1942 г. вспомогательная полиция непосредственно к уничтожению не допускалась, она занималась конвоированием и оцеплением места казни. Только в Западной Украине и Западной Белоруссии, где массовое уничтожение еврейского населения началось с конца лета 1942 г., его осуществляли управления и айнзатцкоманды СД совместно с местными структурами вспомогательной полиции.
Но кроме евреев существовала еще очень большая категория лиц других национальностей, подлежавшая уничтожению в максимально сжатые сроки после занятия соответствующей территории немецкими войсками. Ими являлись: депутаты местных Советов всех уровней, служащие исполнительных комитетов Советов, лица, награжденные правительственными наградами СССР, судебно-прокурорские работники, не говоря уже о партийных активистах, сотрудниках милиции и госбезопасности, а также во многих случаях и членов их семей. Эти категории лиц, подлежавших первоочередному уничтожению, упоминались в советских монографиях. Но при этом их авторы не пытались сделать логический вывод, что кратчайшие сроки уничтожения данных категорий населения, установленные нацистским политическим руководством, означали, что этим уничтожением должны были заниматься военные оккупационные власти в лице местных военных комендатур, поскольку из-за сжатости установленных сроков этот процесс должен был проходить в прифронтовой зоне.
Наконец, гибель в немецких лагерях 2 млн. советских военнопленных также является военным преступлением германской армии, поскольку администрация и охрана всех лагерей для советских военнопленных состояла из офицеров и солдат вермахта. Эсэсовцы охраняли концентрационные лагеря для гражданских лиц.
Теперь о войсках СС. Того количества войск СС, которое находилось на советско-германском фронте в 1941-1942 гг. (от 3 до 6 дивизий), было совершенно недостаточно даже для фронта, не говоря уже о карательных операциях в тылу. Там этим занимались 20 охранных дивизий германской армии, 50 батальонов немецкой шуцполиции гражданских оккупационных властей, несколько сот батальонов и рот русской, украинской, белорусской вспомогательной полиции. Массовое применение войск СС на советско-германском фронте приходится на лето-осень 1943 г. (10 дивизий), период битвы на Курской дуге и Донбассе, во время которой эти дивизии не выходили из боев.
Показательно и то, что 50-60% эсэсовцев, попадавших в плен на поле боя, оставались в живых и отправлялись затем в лагеря для военнопленных. В то же время солдаты и офицеры полевой полиции расстреливались советскими пехотинцами прямо на месте пленения. В результате немецкое военное командование пошло на беспрецедентный в военной истории шаг. С лета 1943 г. личному составу полевой полиции выдавалось два удостоверения личности: одно настоящее, другое фальшивое. В случае угрозы пленения настоящее удостоверение уничтожалось или выбрасывалось, а фальшивое, в котором военнослужащий военной полиции представлялся обычным солдатом или офицером армии, оставлялось.
Всего из 12 млн. советских граждан и военнопленных, погибших от рук немцев, по категориям военных преступлений на долю германских вооруженных сил приходится около 10 млн. То есть германские вооруженные силы по признакам военных преступлений уничтожили в 5 раз больше советских людей, чем СД и войска СС, вместе взятые.

К. КОЛОНТАЕВ

Доступные источники по теме:
1. «Солдаты военной полиции Германии 1939-1945 гг.» - Рига: «Торнадо», 1997.
2. «Сталинградская эпопея» - М.: «Звонница-МГ», 2000. (Данные об отделах «1С» и командах полевой полиции местных военных комендатур).
3. «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне». Книга 1. - М., 1995.
4. И.З. Вергасов «Крымские тетради». - М.: «Советская Россия», 1974. (Крымские партизаны, немецкий военно-оккупационный режим в Крыму 1941-1942 гг.).
5. Цветков ««Северинка» вызывает Центр». (Деятельность спецподразделения советской военной разведки в Белоруссии в глубоком немецком тылу, борьба с СД, шуцполицией и др. карательными органами).
6. «Империя смерти». (Книга двух авторов - мужчина и женщина - о гестапо, СС, СД; издана в советское время, переиздана в РФ в 2000 г.).
7. Л. Гинзбург «Бездна». (Документальная повесть, содержит информацию об айнзатцкомандах СД и о деятельности одного из подразделений ГФП; опубликована сначала в журнале «Знамя», 1965 г., N 11, затем в виде отдельной книги).

Svarog · Ср, 08.07.2009, 03:43

«Но вот однажды к нам прислали очень честного,
чекиста верного и зоркостью известного»…

Попытка историко-литературного и культурологического исследования

В студенческой молодости мои музыкальные вкусы были довольно-таки проти-воречивы. С одной стороны песни революции, Гражданской и Великой Отечественной войн, песни послевоенных лет, комсомольский шансон Пахмутовой и Добронравова, киношная попса (Вдруг как в сказке скрипнула дверь»…), а так же, как говорится, «русские народные, лихие хороводные». С другой стороны бардовский цикл, включая Галича, Высоцкого и Визбора и тогдашний позднесоветский псевдоблатной шансон (Александр Новиков и другие). Короче, с одной стороны: «Жизнь моя блатная – злая жизнь моя»; с другой: «Но от тайги до британских морей-Красная Армия всех силь-ней!».
При этом нужно отметить, что среди произведений последнего из вышепере-численных песенных жанров мне, например, попалось одно, которое в эпоху позднего застоя мимоходом сообщало слушателю о существовании в тогдашнем Советском Союзе организованной преступности и то, что она была тесно связана с тогдашним советским государством: «Мы с фраерами были внешне деликатные, а с мусорами пили сладкое мускатное. И даже судьи с прокурором не гнушались пожрать на шару вместе с нами за столом. Но вот однажды к нам прислали очень честного, чекиста верного и зоркостью известного. Мы все порюхались и всю нашу малину в Сибирь в «столыпинских» на каторгу свезли. Пятнадцать лет я отсидел, как полагается. Мне до сих пор тюремным супом отрыгается. Но ремесло свое мне бросить невозможно, и я исправно буду дальше воровать».
Последняя фраза этой цитаты весьма характерна, и я посоветовал бы её наи-зусть заучить тем политологам, типа Кургиняна, кто перед лицом наступившего миро-вого экономического кризиса обращается к правящим ныне в Российской Федерации клептократам с призывом одуматься и тем самым спасти себя и страну.
Но, впрочем, вернемся к основной теме данной статьи про «очень честного че-киста верного и зоркостью известного».
Впервые я увидел их, правда, еще не тех, кто именовал себя чекистами, а их будущее пополнение во время своей учебы на историческом факультете Симферо-польского университета в 1983-1988 годах. Тогда с каждого факультета брали в сред-нем по одному выпускнику для направления на годичное обучение в Киевскую школу КГБ Украинской ССР и последующей службе в этой системе.
И все пять своих университетских лет я среди много чего прочего, не мог по-нять, по какому основному принципу осуществляется этот набор. Причем внешние критерии были незатейливы: служба в армии по призыву, членство в партии и нали-чие жены.
Но с такими критериями на выпускных курсах университетских факультетов было ежегодно человек до двухсот, а выбирали из них для будущей службы в КГБ от силы пять.
То есть налицо был какой-то другой основной, но скрытый критерий отбора. Постичь мне его удалось спустя чуть больше года после окончания университета, ко-гда я попал на работу в Севастопольский горком комсомола первоначально в качест-ве инструктора сектора оборонно-массовой работы идеологического отдела.
В числе дел, порученных практически сразу после прихода туда, стал разбор архивов, просуществовавших к тому времени почти тридцать лет городского и четы-рех районных оперативных комсомольских отрядов. Они прекратили свое фактиче-ское существование в конце 1988 – начале 1989 года, поскольку их бойцы вполне ло-гично рассудили, что глупо рисковать своей жизнью и здоровьем, защищая бесплатно толстожопых партийно-государственных бюрократов, начавших к тому времени поти-хоньку растаскивать прежнюю общенародную собственность.
В целом изучение этих архивов оказалось очень полезным в познании про-шлой и тогдашней действительности. По этим архивным документам четко просле-живались судьбы многих бойцов этих формирований. В результате выяснилось, что часть этих парней (не слишком большая, кстати), попала затем на службу в милицию. Но самое интересное оказалось в том, что за все почти тридцать лет существования в городе этих отрядов никто, подчеркиваю, никто из этих бойцов не попал на службу в КГБ, хотя бы в звании и должности прапорщика. Хотя многие из них в этих отрядах начинали заниматься наружным и агентурным наблюдением с 13-14 лет.
Увидев эту странную, но в то же время интересную закономерность, я тут же вспомнил занимавший меня в университете вопрос о решающем критерии отбора его выпускников для КГБ и увидел в этих биографиях оперотрядовцев четкий на него от-вет.
Осенение это было весьма грустным для человека до этого воспитанного на чтении приключенческой литературы. Оно открыло весьма неприглядную истину, что за прошедшие к тому времени 50 лет главным критерием для подбора кадров в со-ветскую госбезопасность были общая безликость и откровенная серость кандидатов. Они должны были быть не умными, но и не удручать при этом откровенной глупо-стью; не добрыми, но и не злыми; не плохими, но и не хорошими.
Но все же главным и решающим критерием, как я понял, было отсутствие именно ума. Напуганная принявшими неожиданно слишком большой размах и жест-кость сталинскими чистками 1937-1938 годов, советская партократия стала после это-го панически бояться появления в системе госбезопасности умных и склонных по своей собственной натуре к розыскной деятельности людей.
Рассуждала она при этом примерно так: «Неизвестно еще как этот умник вос-пользуется теми возможностями, которые могут перед ним открыться на службе в КГБ, а поэтому лучше иметь там не блещущих интеллектом безынициативных испол-нителей».
Так я наглядно увидел еще одну из главных язв советского общества, которые и свели его в могилу.
Хотя ради справедливости надо отметить, что антиинтеллектуализм был зало-жен в советских органах государственной безопасности практически изначально. Из-начальность эта заключалась в том, что в 1918-1921 годах, когда шло формирование советских органов госбезопасности в виде тогдашней «Всероссийской Чрезвычайной комиссии», которая вошла в историю под названием «Чека», в силу тогдашней циви-лизационной отсталости России от развитых стран, прежде всего в виде 70 % негра-мотности населения, в ней объективно ощущалась нехватка для новых государст-венных органов, людей даже не с начальным школьным образованием, а хотя бы просто грамотных, умеющих выполнять самые элементарные действия служебного делопроизводства. Ведь самый простой и короткий розыскной процесс сопровожда-ется ворохом бумаг. Причем это касается не только не только достаточно сложной сферы разведки, контрразведки, политического сыска, но и борьбы с банальной уго-ловщиной, которая тоже входила в сферу действия Чека.
При всем этом, все же главной причиной, по которой в годы Гражданской вой-ны службы в Чека всячески избегали не только тогдашние партийные интеллектуалы, но и просто грамотные и сообразительные люди, было то чрезвычайно большое ко-личество массовых расстрелов, которые сопровождали деятельность органов ЧК всех уровней с осени 1918-го и до конца 1921 года, и в которых приходилось участ-вовать почти всем сотрудникам за исключением некоторых совсем уж «ботаников» из числа канцеляристов.
Наиболее ярко и красочно в художественной форме эта главная особенность деятельности Чека была отражена в повести «Щепка» Владимира Зазубрина (на-стоящая фамилия Зубцов), которую автор написал по горячим следам событий в 1923 году и которая отдельным изданием не опубликована до сих пор. И найти ее можно только в Интернете.
В этой книге, на мой взгляд, автор чересчур уж смакует сцены массовых рас-стрелов в подвалах одного из сибирских губернских ЧК, прямо таки в садомазохист-ском духе. Да так, что маркиз де Сад, доктор Зигмунд Фрейд и львовянин Захер Ма-зох нервно курят в сторонке, борясь с тем, чтобы не скончаться прямо тут же от разы-гравшегося у них от этих сцен комплексов неполноценности.
То, что описанные в «Щепке» сцены почти каждодневных массовых расстрелов в одной из губернских ЧК не есть порождение болезненной фантазии их автора име-ются некоторое свидетельства. Например, у уроженца Севастополя и хорошо из-вестного многим, даже сейчас, организатора полярных исследований в СССР Ивана Дмитриевича Папанина, дважды Героя Советского Союза, контр-адмирала, доктора географических наук и прочая, прочая, прочая… был в начале жизненного пути такой фрагмент, о котором не упоминал он сам и никто из его биографов. Это где-то 7-8 ме-сяцев его службы в 1921 году в Севастополе комендантом Особого отдела Черного и Азовского морей.
Так вот, прослужив в этой должности более полугода, он затем несколько ме-сяцев провел в психиатрическом отделении Севастопольского морского госпиталя с кучей диагнозов, самым простым из которых было «нервное истощение высокой сте-пени». При этом главный советский полярник по всей своей к тому времени жизни отнюдь не был ни «ботаником», ни «юношей бледным со взором горящим». Уроженец полутрущобных кварталов Аполлоновки, пролетарской Корабельной стороны Сева-стополя, матрос-фронтовик 1918-1919, один из руководителей партизанского движе-ния в Крыму в 1920 году. Одним словом «Мы шли под грохот канонады, мы смерти смотрели в лицо» и никаких признаков невротических состояний до службы в военной контрразведке ЧК он никак не проявлял. Впрочем, из прошедшего он сделал соответ-ствующие выводы и по выходу из госпиталя решительно повернул на другую жизнен-ную стезю.
Другое весомое доказательство реализма содержания «Щепки» заключается в том, что данное произведение так и не увидело тогда свет, несмотря на весь либера-лизм разгара НЭПа. Но при этом она достаточно быстро и широко распространилась среди элитных слоев тогдашней читающей публики посредством машинописных ко-пий и стала неофициальным бестселлером 1924 года.
В ответ советский официоз, не имея возможности опровергнуть её по существу и в тех условиях, как-либо административно воздействовать на её автора, являвше-гося членом партии с длительным дореволюционным стажем, а тогда это было очень весомым обстоятельством, решил бороться с его самиздатом методом альтернатив-ного книгоиздания по данному вопросу.
Различными способами удалось привлечь к этому делу партийного писателя Бориса Лавренева и беспартийного и к тому же недавнего белоэмигранта Алексея Толстого.
Имея высшее юридическое образование и будучи офицером-артиллеристом на фронтах Первой Мировой войны и в начальный период Гражданской войны, а затем перейдя в армии политработу, Лавренев, как мне думается, был в душе согласен с содержанием «Щепки». Наверно, поэтому он свое задание фактически саботировал, причем в почти неприкрытой форме. В «Рассказе об одной вещи», который был на-писан и вышел в свет в 1925 году, он реалистично и живописно изобразив белогвар-дейских контрразведчиков, их противника – начальника городского ЧК, оставленного на подпольную работу изобразил столь сиропно-паточным образом, что его образ уже ни на что не годилась, кроме как в качестве исходного сырья для выделки элитных сортов кубинского рома «Баккарди».
К этому можно добавить, что для профессионалов в этом рассказе Б. Лаврене-ва есть одно ценное наблюдение, которое заключается в том, что разведчику-нелегалу без крайне необходимости нельзя вступать в личный контакт с контрразвед-чиками противника даже на бытовом уровне, поскольку это очень чревато провалом со всеми, что называется, вытекающими отсюда последствиями.
Алексей Толстой, сознавая свою уязвимость, со столь классовой биографией в отличие от Лавренева к столь явному саботажу государственного заказа прибегнуть не мог. Но, тем не менее, в своем научно-фантастическом политическом романе «Ги-перболоид инженера Гарина», написанном в 1926 году, он изобразил фашиста-космополита инженера Гарина, рвущегося к мировому господству с помощью изобре-тенного им чудо-оружия, таким образом, что этот образ вызывает невольное восхи-щение и желание ему в чем-то подражать. А вот его противник чекист Шульга выгля-дит какой-то раскрашенной картонной куклой, да еще и плоского формата.
Эта провальность публичной пропаганды «светлого образа чекиста «посредст-вом литературных произведений в 1925-26 годах привела к тому, что после этого жанр «шпионского романа» исчез в советской литературе на последующие 14 лет. И возобновился он только в 1940 году с появлением «Рассказов майора Пронина» на-писанных Львом Оваловым.
Что касается самого автора «Щепки», то это его произведение запомнилось и партийному официозу и органам безопасности надолго. И буквально сразу после на-чала периода «Большого террора» в начале лета 1937 года он был арестован и по одним сведениям расстрелян 27 сентября 1937 г., по другим – 6 декабря 1938 года.
А что касается судьбы его произведения, то в первый и последний раз оно бы-ло опубликовано в 1989 году сначала в альманахе «Енисей», затем – в журнале «Сибирские огни».
Возникает вопрос, а почему же эта вещь так и не была опубликована в виде книги хотя бы в эти же перестроечные годы?
Дело в том, что в ходе перестройки СССР верхушка КПСС вела активные пере-говоры с западной элитой о возможности своего проживания в дальнейшем в уютных евроатлантических пряничных домиках. И ей совершенно не хотелось, чтобы в разгар этого увлекательного занятия из семейного шкафа вдруг вывалились столь заботли-во мумифицированные Зазубриным-Зубцовым монстрообразные предки.
Чтобы не быть голословными приведу примеры из биографии, как тогдашних партийных, так и сегодня приобщенных к власти «интеллектуалов» типа Гайдара и Никонова.
Обоим к концу перестройки еще не исполнилось и сорока лет. Но у обоих были весьма знатные (в советском понимании) и известные предки. Никонов по дочерней линии внук Молотова, ну а чей внук Егорка Гайдар, думаю, много объяснять не надо.
И если дедушка Никонова, занимаясь канцелярской работой, кого-то убивал только на бумаге, в то время как дедушка Егорки перед тем, как стать известным со-ветским детским писателем, успел достаточно долго покомандовать карательным от-рядом.
Но, впрочем, вернемся к заявленной теме. Итак, специфика деятельности ме-стных органов ВЧК за весь период его существования, вплоть до его переименования и переформирования с февраля 1922 года сначала государственное политическое управление, а вскоре в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) СССР, была такова, что совершенно не способствовала притоку в ряды своих сотрудников интеллектуалов, не говоря о подъеме интеллектуального уровня у тех, кто там был.. Постоянные запредельные нервно-психологические нагрузки этому, мягко говоря, ну никак не способствовали.
Кстати, в связи с этими очень специфическими особенностями деятельности местных органов ВЧК, называть себя «чекистами» имели моральное право только те, кто начинал свою карьеру в советских органах государственной безопасности до февраля 1922 года. Поэтому не то, что нынешние сотрудники российских спецслужб, но и абсолютное большинство тех, кто служил в советских органах госбезопасности после 1938 года не имели ни формального, ни тем более. Фактического права назы-вать себя чекистами.
Теперь еще об одном, помимо врожденной антиинтеллектуальности, отрица-тельном факторе для профессиональности советских органов госбезопасности, зало-женном во время Чека.
Поскольку очень вредная для здоровья специфика деятельности органов ВЧК очень быстро стала известна практическим всем членам партии того времени, то по-давляющему большинству их, особенно русской национальности, там добровольно служить совершенно не хотелось. Как говорил на ломаном в одной из книг, то ли не-мец, то ли француз: ««Ямщик не гони лошадей». Да, «не гони лошадей», бедный ло-шадь усталь. Какой короший есть этот слова и какой есть добрий русский сердец»». Поэтому для соблюдения национального равноправия помимо приходивших на чеки-стскую службу представителей национальностей добрым сердцем не обладающих, типа латышей, поляков, евреев, венгров, немцев, грузин и т.д. партийному руково-дству пришлось начать мобилизации членов партии на службу ВЧК.
А, как известно любой труд под принуждением малоэффективен и самое глав-ное – не воспитывает в исполнителях чувство профессионализма.
Принудительность набора кадров – вот самое резкое различие между дорево-люционной русской политической полицией и советской госбезопасностью и самая главная причина укоренившихся в ней традиций антиинтеллектуализма и непрофес-сионализма.
Поскольку все познается в сравнении, то приведу два конкретных житейских примера как приходили на службу в корпус жандармов Российской империи и ОГПУ СССР.
Вот как описывает мотивы и механизм своего добровольного и осознанного поступления в жандармы, предпоследний начальник Дворцовой полиции (служба личной безопасности императора) генерал-майор Спиридович в своих мемуарах «Записки жандарма»: «Но полковая служба не удовлетворяла молодежь. Все живое, энергичное стремилось уйти из полка. Думал об уходе и я. Переход в гвардию у меня не состоялся. Я стал готовиться в академию, выбрав военно-юридическую, но в то же время подумывал о переводе в корпус жандармов. Мы не понимали всей серьезности службы этого корпуса, но, в общем, она казалась нам очень важной. Это была та же защита нашей родины, та же война, но лишь внутренняя. Сами жандармские офице-ры своей сдержанностью и какой-то особой холодной корректностью заставляли смотреть на себя с некоторой осторожностью. В них не было офицерской простоты, они не были нараспашку и даже внушали к себе какой-то непонятный страх. Все это в общей сложности создало у меня желание поступить в корпус жандармов. Но пере-вестись туда было очень трудно. Для поступления в корпус от офицера требовались следующие условия: потомственное дворянство, окончание военного училища по пер-вому разряду, не быть католиком, не иметь долгов и пробыть в строю не меньше шести лет. Удовлетворявший этим требованиям должен был выдержать предвари-тельные экзамены при штабе корпуса для занесения в кандидатский список. Затем, когда подойдет очередь, прибыть на четырехмесячные курсы в Петербурге и после их окончания выдержать выпускные экзамены. Всем формальным условиям я соот-ветствовал, но у меня не было протекции. Отбор же офицеров был настолько строг, желающих так много, что без протекции попасть на жандармские курсы было невоз-можно. Но скоро случай помог мне, и я попал на предварительные испытания. В пер-вый день держали устный экзамен. Меня спросили, читал ли я в газете «Новое вре-мя» статью о брошюре Льва Тихомирова и что я могу сказать по этому поводу. Вещь была мне известная и мой ответ удовлетворил комиссию. Затем мне предложили пе-речислить реформы Александра II и задали еще несколько вопросов по истории и го-сударственному устройству. На письменном экзамене мне попалась тема «Влияние реформы всесловной воинской повинности на развитие грамотности в народе». Эк-замены я выдержал, и меня внесли в списки кандидатов. Я вернулся в свой полк, а в это время обо мне собирались подробные сведения. Вызов на курсы затянулся. Про-шло два года, и вдруг летом 1899 года я неожиданно получил вызов на жандармские курсы».
А теперь описание того, как пополнялись новыми сотрудниками советская гос-безопасность в 20–30-е годы, которое дал отставной полковник государственной безопасности и классик советского «шпионского романа» Георгий Михайлович Брян-цев в своем произведении «По тонкому льду». Вот как он описывает приход одного из своих коллег на службу в ОГПУ: «Я стал чекистом в 1924 году. До этого работал в ра-бочем клубе. Меня окружала куча друзей-комсомольцев, чудесных боевых ребят. Нас сдружила вера в будущее, совместная работа, стремления, ЧОН, борьба с бандитиз-мом, опасности. Шла репетиция. В самый её разгар появился районный уполномо-ченный ОГПУ Силин. Уж кого-кого, а его мы комсомольцы знали преотлично. И он знал каждого из нас вдоль и поперек. Он знал вообще все. По крайней мере, я был в этом твердо убежден. Всегда чем-то озабоченный, хмурый и немногословный, он по-дошел к рампе и, посмотрев исподлобья, остановил взгляд на мне и скомандовал: «Трапезников, за мной!». Ребята оторопело уставились на меня. Через час он и я си-дели в кабинете секретаря уездного комитета комсомола. Через два дня Силин при-вел меня в помещение окружного отдела ОГПУ. Прошло еще четыре дня, и я вышел из этого помещения один. На мне была новенькая форма, хромовые сапоги и маузер в жесткой желтой кобуре. В нагрудном кармане удостоверение, что такой-то является практикантом ОГПУ и имеет право носить все виды огнестрельного оружия».
А вот как Брянцев в этом же романе показывает порядок комплектования и средний уровень профессионализма сотрудников НКВД в 1939 году на примере одно-го из областных управлений: «Через минуту зашли Дим-Димыч и помощник опер-уполномоченного Селиваненко – молодой паренек, проработавший в нашей системе не более года. Его мобилизовали из какого-то техникума. Мне он был известен боль-ше как активный участник клубной самодеятельности, чем оперработник. Наконец Безродный сам нарушил молчание:
– Да… Вот она молодость. А ведь надо учиться, дорогой мой друг, – обратился он к Селиваненко. Чтобы стать настоящим чекистом и разбираться без ошибок в че-ловеческой душе, надо много учиться. Понимаете?
– Так точно, – заученно ответил Селиваненко.
– И вам все карты в руки, – продолжал Геннадий. – Для вас все условия. Было бы желание. А вот старым чекистам, да вот хотя бы мне, ни условий, ни времени не было для учения. А работали. Да как работали! Какие дела вершили! А какие чекисты были раньше – орлы!
– Раньше не было таких как теперь начальников, – пустил стрелу Дим-Димыч.
– Это каких же? – переспросил Геннадий. – Никуда негодных что ли?
– Этого я не сказал, – ответил Дим-Димыч. – Я сказал: таких, как теперь.
– Пожалуй, да. Таких не было. Мой первый начальник, к вашему сведению, то-варищ Селиваненко, мог ставить на документах только свою подпись, а его резолю-ции мы писали под диктовку. Но мы учились у него, а он учился у нас».
В общем, приключенческие романы и повести Брянцева, написанные им с 1948 по 1960 год – это целая эпопея на тему: «Блеск и нищета сталинской госбезо-пасности».
Ключевыми из них в этом плане являются такие, на мой взгляд, его проведе-ния, как «Конец осиного гнезда» и «По тонкому льду».
В «Осином гнезде» автор описывает проникновение офицера советской гос-безопасности в одну из абверовских разведшкол и при этом дает подробное описание тех проверочных мероприятий, которые провел в отношении него начальник этой школы. Над этими абверовскими проверочными приколами весело и от души посме-ялся бы любой жандармский ротмистр, прослуживший в корпусе не меньше года. Но в изложении полковника советской госбезопасности эти элементарные проверочные действия выглядят прямо-таки безднами самого мрачного и невиданного доселе в мире коварства.
Аналогичная ситуация и в романе «Пор тонкому льду». Там немецкий развед-чик, отнюдь не суперагент, а всего лишь добротный профессионал, по агентурной кличке «Дункель», использующий обычные приемы конспирации, под бойким пером автора предстает в виде какого-то монстра специальных служб всех времен и наро-дов.
А ведь Георгий Михайлович Брянцев на фоне своих тогдашних коллег по ОГПУ и затем НКВД выглядел форменным интеллектуалом. Сотрудником ОГПУ он стал в 1925 году в возрасте 21 года, имея за плечами горный техникум и полный курс обуче-ния в Севастопольской школе военно-морских летчиков. Для сравнения находивший-ся с ним в 1941 году в одном звании «старший лейтенант государственной безопас-ности» и одинаковой должностной категории – начальник Севастопольского горотде-ла НКВД Нефедов имел за плечами то ли один, то ли два класса начальной школы и губернские курсы партийно-советской работы..
Но кроме среднего и двух специальных видов образования за плечами Г.М. Брянцева к моменту написания им своих книг были длительная и разнообразная ро-зыскная деятельность.
После прихода на службу в ОГПУ – несколько лет борьбы с чеченским банди-тизмом, затем служба в ГПУ Аджарской АССР в городе Батуми, где он участвовал в операциях против английской разведки и от белогвардейских диверсантов из эмиг-рантской организации «Братство русской правды». Потом участие в гражданской вой-не в Испании. В годы Великой Отечественной войны занимался подготовкой разве-дывательно-диверсионных групп и с некоторыми из них отправлялся в тыл врага. В итоге к моменту увольнения со службы в 1950 году – звание полковника и скромный, но очень достойный набор государственных и боевых наград: орден Ленина, два ор-дена Боевого Красного Знамени, орден Красной Звезды и почетный знак «Заслужен-ный чекист», который в системе госбезопасности приравнивался к ордену.
И вот при всем этом такое какое-то по-детски наивное ужасание «коварством» абвера.
И если полковник Брянцев один из лучших сотрудников сталинской госбезо-пасности, то каковы же тогда худшие? Впрочем, и на этот вопрос Брянцев дает ответ в своем романе «По тонкому льду» в образе одного из его героев капитана госбезо-пасности Геннадия Безродного.
Но вернемся к теме «ужасного коварства Абвера». Для сравнения в докумен-тальной повести Льва Гинзбурга «Бездна» приводится эпизод, когда другой офицер советской госбезопасности внедряется в гораздо более серьезную структуру, чем Абвер, а именно, в одну из команд немецкой тайной полевой полиции. И хотя он вы-ступал не в роли русского «добровольного помощника», а как немец, тем не менее, весь год своей службы там он подвергался гораздо более частым и серьезным про-веркам, чем герой Брянцева, но, рассказывая об этом публицисту, он это чем-то осо-бенным и «немецким коварством» не возмущался.
А что касается смеха жандармского ротмистра по поводу абверовской провер-ки, то дело в том, что её способ очень похож, например, на тот, который применялся за 70 лет до этого в Одесском жандармском управлении и который был очень живо-писно описан писателем Лесковым в его рассказе «Административная грация». Но по мере того, как умнели революционеры, то жандармы от таких, ставших дешевыми приемами, отказывались. А вот в Абвере они были в ходу и спустя 70 лет, приводя в ужас некоторых советских разведчиков даже спустя десять лет после окончания вой-ны.
А теперь необходимо небольшое отступление. Для того, чтобы читатели не запутались в приводимых мной различных специальных звания сотрудников совет-ской госбезопасности необходимо небольшое разъяснение данного вопроса.
В 1935 году в вооруженных силах СССР была введена система персональных воинских званий. Одновременно аналогичные меры были приняты и в системе НКВД для сотрудников милиции и госбезопасности. Но если в милиции новая система пер-сональных специальных званий соответствовала армейской, то в госбезопасности все было по-другому. Первым офицерским званием было «сержант госбезопасности», что соответствовало звание «младший лейтенант» в вооруженных силах. Затем да-лее шли «старший сержант госбезопасности». Следующим было «младший лейте-нант госбезопасности» (армейское звание «старший лейтенант»). И так до майора госбезопасности», который соответствовал армейскому полковнику. Далее шли гене-ральские звания: «старший майор госбезопасности» – генерал-майор, комиссар гос-безопасности 3 ранга – генерал-лейтенант, потом комиссар госбезопасности 2 и 1 рангов и высшее звание «генеральный комиссар государственной безопасности СССР» соответствовало званию «маршал». Его носил только народный комиссар внутренних дел.
В мае 1943 года специальные звание сотрудников госбезопасности были при-ведены в соответствие с воинскими званиями. Звание генеральный комиссар госу-дарственной безопасности СССР» было ликвидировано в июне 1945 года, когда то-гдашнему наркому внутренних дел Берии было присвоено звание «Маршал Совет-ского Союза».
А теперь вернемся к основной теме. Положение с профессионализмом в со-ветской госбезопасности и без того отнюдь не блестящее, вновь начало ухудшаться после смерти Сталина. Последовавшие вскоре этого чистки среди сотрудников ГБ вновь привели к массовым партийным мобилизациям туда для заполнения освобо-дившихся должностей.
Кроме этого во внешнюю разведку созданного в сентябре 1954 года «Комитета государственной безопасности» широким и как вскоре стало ясно мутным потоком хлынули сынки партийных и государственных боссов различного уровня. Таким обра-зом, их любвеобильные папаши пытались резко улучшить их материальный достаток за счет заграничных командировок. Так, они неосознанно, задолго до появления зна-менитой диссидентской формулы «Запад гниет, но хорошо пахнет», решили с помо-щью службы во внешней разведки устроить своим чадам роскошную в материальном плане жизнь, не дожидаясь обещаний своего вожака Хрущева о построении комму-низма в СССР в 1980 году.
Не знаю почему, но в России в отличие от Запада, есть такое устойчивое пра-вило, что почти все сынки начальников различных ведомств и различных рангов по-чему-то вырастают редкостными дебилами. Причем чем более высокий пост занима-ет батя, тем дебильней у него сынок.
И вот эта орава дебильных сынков, начиная с конца 50-х годов, массово хлы-нула в заграничные резидентуры при советских посольствах и торговых представи-тельствах. Результатом этого с тала сначала массовая дебилизация среди легальных советских разведчиков, а затем с перехода на сторону врага сотрудника внешней разведки КГБ – сына министра судостроения СССР Носенко, начались процессы мас-сового предательства среди персонала внешней разведки, продолжавшиеся вплоть до распада СССР.
В связи с этим я обнаружил очень любопытный материал на одном из россий-ских сайтов. Это был то ли АПН, то ли Форум МСК.РУ. Его автор решил проанализи-ровать, какие профессиональные категории граждан СССР, имели в период между смертью Сталина и началом перестройки возможность систематически бывать в ка-питалистических странах и какие из них при этом давали наибольший процент преда-телей и перебежчиков.
Вначале автор этого исследования взял самую многочисленную из этих кате-горий – моряков и других членов экипажей советских судов, совершавших загранич-ные плавания. Таковых за указанный период он насчитал до 600 тысяч. Из них не вернулось на родину по его данным около 20 человек. Или тысячные доли процента. Но при этом автор добавляет, что это мизерное количество предателей среди за-гранплавающих можно уменьшить и еще вдвое, поскольку половина из этих двадцати пропало без вести и, скорее всего, стала жертвой припортового или городского кри-минала.
Такие даже более чем мизерные показатели по данной профессиональной корпорации очень удивляют, поскольку на фоне тогдашних своих соотечественников они, как правило, отличились наибольшим мещанством и определенной склонностью к некоторым видам считавшейся тогда криминалом деятельности (спекуляция, неза-конные валютные операции и прочее) и значит автоматически наименьшей идейно-стью. Эта патриотичность моряков загранплавания вошла даже в тогдашний совет-ский приблатненный шансон:»Я узнаю тебя красавица-Одесса. Здесь Дерибассов-скую левы стерегут. Сидел глазел я у фонтана с интересом как мимо шмары за-дом фирменным трясут. Тут подошел ко мне шикарный иностранец и гово-рит:»Май фрэнд поедем в Амстердам. Там жизнь блатная, там почти что нету пья-ниц, но дела хватит и бандитам и ворам».» Сымай штаны»-он говорит-«сымай ко-леса. В них не пускают в чудный город Амстердам. Я на тебя надену джинсы «Ле-ви Страус» и дипломат французский вместо торбы дам. А как приедешь, ты рас-скажешь про Россию о том как трудно было жить среди волков и как у вас совсем замучили евреев, и что их ловят как в Китае воробьев. За это будут тебе доллары и франки, машины, виллы, много женщин и вина. Да ты представь себе францу-женки, испанки! Не то, что эта вот одесская шпана. Мы этой ночью с пьедестала сымем дюка и увезем его с собою в Амстердам…» Тут я не выдержал ска-зал:»Довольно сука! Одессу-маму грабить я тебе не дам!»»
Другой многочисленной корпорацией советских граждан регулярно бывавших в капстранах являлись спортсмены. За указанный период их там побывало несколько десятков тысяч. Количество перебежчиков из них около десятка. Доля, конечно, не-сколько поболее чем у моряков, но в принципе столь же мизерно.
Среди спортсменов можно выделить шахматистов, которые занимали проме-жуточное положение между спортсменами и творческой интеллигенцией, которая так же регулярно выезжала за рубеж. И обе эти категории были склонны к фрондерству и диссидентству. Но при всем этом из примерно тысячи шахматистов, побывавши за это время в капстранах перебежчик был только один – Корчной.
Примерно такие же показатели были и у нескольких тысяч представителей со-ветской творческой интеллигенции (музыканты, литераторы, актеры, балет и т.д.).
Обозрев всю эту в целом безыдейную публику но, тем не менее, дававшую в загранпоездках мизерное количество перебежчиков, автор задается вопросом, а ка-кие же тогда категории советских граждан, совершавших длительные загранкоманди-ровки, давали наибольший процент перебежчиков и предателей.
Ответ на него был таков – это сотрудники внешней разведки КГБ и дипломаты. Причем и здесь разведчики значительно опережали даже дипломатов. По его подсче-там из побывавших в 1954-1988 годах в зарубежных командировках примерно 5 тысяч разведчиков перебежали на Запад и были завербованы иностранными разведками (прежде всего западными) по очень приблизительным и оттого приуменьшенным под-счетам около двухсот из них.
То есть у разведчиков КГБ доля перебежчиков и предателей в несколько тысяч раз превышала даже показатели диссидентствующей и фрондерствующей советской творческой интеллигенции.
Вот такой закономерный итог наглядного краха кадровой политики советских органов госбезопасности.
Ну а теперь вкратце рассмотрим данный вопрос применительно к двум основ-ным нас вопрос применительно к двум основным наследникам бывшей советской госбезопасности, которыми являются Федеральная служба безопасности Российской Федерации и служба безопасности Украины.
Если говорить о службе безопасности Украины то надо отдать должное её со-трудникам и руководству в том, что в отличие от своих российских коллег они не оза-бочены поиском своих исторических корней. Они не пытаются выводить свою родо-словную не из чекистов и не из царских жандармов, понимая, что подобные изыска-ния могут прямиком вывести на «лихих хлопцив» из Службы безпеки Организации ук-раинских националистов Степана Бандеры, от методов работы которой порой мутило даже их немецких коллег.
В отличие от своих украинских собратьев по ремеслу россияне из ФСБ упорно заняты поиском своей профессионально-корпоративной самоидентификации.
Одни из них по неразумению своему имеют наглость подобно своим предшест-венникам из КГБ именовать себя чекистами. Другие, насмотревшись на нынешние государственные символы Российской Федерации в виде двуглавого орла и триколо-ра начинают выводить свою профессиональную родословную от царских жандармов.
По первому поводу я уже писал, что в силу особой специфики деятельности ЧК не имели никакого права именовать себя чекистами даже те сотрудники сталинской госбезопасности, которые приходили в её ряды после 1921 года. Тем более это про-фессиональное понятие неприменимо к КГБ и выросшей из него ФСБ.
Что касается царских жандармов, то в отличие от сотрудников ФСБ они не крышевали тогдашних купцов 1-й и 2-й гильдий и весь прежний российский средний бизнес. Кроме этого они не возбуждали и не прекращали уголовных дел за соответст-вующую плату. Ну а самое главное, профессиональный уровень их превышал значи-тельно показатели всех советских органов госбезопасности и по сравнению с ними офицеры ФСБ сейчас находятся даже не на уровне плинтуса, а гораздо ниже.
Поэтому если нынешние сотрудники ФСБ и имеют каких-то исторических пред-ков, то это белогвардейские контрразведчики. Они, как и нынешняя ФСБ, представ-ляли собой сборище пестрой, случайной и абсолютно безыдейной и беспринципной публики, для которой на первом месте стояло добывание для себя максимального материального благополучия, а служебные обязанности являлись лишь способом достижения этой главной цели.
Кстати, царских жандармов среди белогвардейских контрразведчиков были считанные единицы. А в контрразведке белогвардейских «Вооруженных сил юга Рос-сии» их не было совсем, поскольку командовавший ими генерал Денники, будучи большим либералом-антимонархистом, своим специальным приказом запретил при-нимать их туда.
Впрочем, и сами жандармские офицеры в белогвардейские контрразведки со-вершенно не рвались. В силу своего прошлого служебного опыта они прекрасно ви-дели либеральную суть белогвардейщины. Ну а к либералам, свергшим монархию и тем самым сломавшим им налаженную жизнь, у них были личные счеты и служить им они не собирались.
В советской литературе почти сразу после Гражданской войны целый ряд ав-торов начал раскрывать особенности психологии белогвардейских контрразведчиков. Прежде всего, это целый ряд рассказов и повестей Алексея Толстого первой полови-ны 20-х годов. Среди них особо выделяется повесть «Похождения Невзорова или Ибикус». В этом произведении есть монолог деникинского контрразведчика, когда он приглашает Невзорова поступить к ним на службу. Сейчас этот монолог звучит пря-мо-таки как манифест пресловутого путинского «чекизма».
Так уже упоминавшийся Борис Лавренев в своем «Рассказе об одной вещи» нарисовал подробные и реальные типы деникинских контрразведчиков.
Спустя полсотни лет Юрий Кларов в своем романе «Станция назначения Харь-ков» мимоходом показал пронизанный криминалом и коррупцией характер деятель-ности колчаковской и деникинской контрразведок.
Как ни странно, но в отличие от советской литературы – советский кинемато-граф совсем наоборот почти во всех своих художественных фильмах значительно идеализировал белогвардейских контрразведчиков. В качестве примера можно при-вести фильм «Новые приключения неуловимых» и его продолжение «Корона Россий-ской империи», с обаятельным штабс-капитаном Овечкиным и рядом его коллег.
Другими кинофильмами подобного рода стали «Макар-следопыт», «Адъютант его превосходительства» и, наконец, «Срочно, секретно, губчека». Все эти фильмы можно найти на сайте советских фильмов film.arjlover.net.
И только в художественном фильме «Бег» в той его части, где показывается процесс эвакуации врангелевских войск из Севастополя по казаны реальные бело-гвардейские контрразведчики. Я имею ввиду сцену выбивания из доцента компроме-тирующих показаний на жену одного долларового миллионера с целью его после-дующего шантажа и дальнейшего вымогательства у него крупной суммы денег в ино-странной валюте.
У читателя после всего вышеизложенного неизбежно возникнет вопрос, а за-чем и к чему это написано?
На это я отвечу словами одного из украинских литературных и общественных деятелей середины ХIХ века Пантелеймона Кулиша. Это высказывание я привожу в оригинале на украинском языке, поскольку, во-первых, в дословном переводе на рус-ский оно потеряет свою выразительность, а во-вторых, оно в принципе понятно будет любому русскому, даже если он совершенно не владеет украинским. И так: «Iсторію неможливо змінити. Треба тільки мати відвагу знати її правду. Тільки так можливо змінити нашу нинішню жорстоку реальність”.

Константин Колонтаев