История >> Крым в составе Российской империи >> Крымская война 1853-1856 гг. >> У.П.РИЧАРДС. ПИСЬМА ИЗ КРЫМА

У.П.РИЧАРДС. ПИСЬМА ИЗ КРЫМА

Письмо 7. Под Севастополем, 28 ноября 1854 г.

Милая Кэрри,
Огромное спасибо за письмо. С прошлой почтой пришло письмо от Изабеллы; на него я отвечу в следующий раз. Рассказывать не о чем. Мы по-прежнему ожидаем подкреплений и боеприпасов. Недавно состоялся военный совет, на котором, ввиду огромного количества раненых, больных и погибших, было решено зимовать здесь и продолжать осаду. По слухам, за это ратовал лорд Раглан; армия же считает, что, в силу некоторых причин, подобный ход весьма неудачен.
Во-первых, всякому понятно, что напади мы сразу же по прибытии, прежде чем русские успели возвести те громадные батареи, что они имеют сейчас, и укрепить каждый дом и улицу, равно как и заминировать весь город, мы бы взяли крепость с потерями вполовину меньшими, чем под Балаклавой и Инкерманом.
Во-вторых, мы продвинулись почти вплотную к стенам, и следующим шагом должен быть штурм. Если мы этого не сделаем, они успеют заминировать все щели; кроме того, что касается защиты города, они наглеют с каждым днем. В то же время Инкерман, где они потеряли от 20 до 25 000, внушил им панический страх перед англичанами; дезертиры и пленные утверждают, что нас боятся больше, чем французов и турок вместе взятых. Что касается последних, от них одни неприятности; с тех пор, как они удрали из превосходно укрепленной крепости в Балаклаве, доверие к ним утрачено - кто знает, вдруг их очередное бегство обернется поражением, не говоря уж о дурном влиянии подобных поступков на наших собственных солдат.
Подумать только, их полковник первым вбежал в Балаклаву, опередив остальных на целых 150 ярдов! Мы спустились на помощь и потому все видели. Нам удалось отбросить русских и отбить три укрепления с четырьмя орудиями, но лорд Раглан не позволил атаковать оставшиеся два, где противником было захвачено семь пушек, незамедлительно повернутых против нас. Ты наверняка прочтешь в газетах об истреблении нашей кавалерии все, кроме правды, так что лучше я расскажу все сам.
За три четверти мили от Балаклавы тянется гряда небольших холмов, на которых мы насыпали редуты и вооружили их двенадцатью 12-фунтовыми орудиями. Сэр Колин Кемпбелл доверил их оборону туркам. На той стороне холмов, что обращена к Балаклаве, располагалась кавалерия, а ближе ко входу в деревню, за невысоким холмом и стеной, - 93й шотландский полк. Утром 25го 30 000 русских появилось в долинах перед нашими редутами, и, обходись турки с пушками как следует и сражайся так, как на Дунае, противник не продвинулся бы дальше под страхом сокрушительного разгрома. Но, вероятно, русские знали, что укрепления заняты турками, да, к тому же, новобранцами, так как послали около 4000 всадников захватить редуты, что те и проделали с дикими воплями. Вместо того чтобы засесть в укреплениях, вне досягаемости кавалерии, и спокойно перестрелять атакующих из ружей, турки при первом приближении казаков взяли ноги в руки и драпанули в Балаклаву. Кавалерия, естественно, бросилась следом, и, рубя направо и налево, гналась за ними до самого города. Ворвись русские в Балаклаву, мы лишились бы складов и флота; к счастью, у подножия холма залег 93й горный полк, который, подождав, пока противник приблизится вплотную, дал внезапный залп и сразу же ударил в штыки. Едва завидев "юбочников", как они прозвали шотландцев, внушающих им дикий ужас, казаки повернули назад. Шотландцы немедленно перешли в атаку и задали им хорошую трепку. Вскоре на поле сражения появились мы, вытеснили русских из трех захваченных ими фортов и отбили пять орудий. С этого момента начинаются неудачи.
Лорд Раглан через капитана Нолана (впоследствии погибшего) передал лорду Лукану письменный приказ о кавалерийской атаке с целью возвращения захваченных русскими орудий. Лорд Лукан спросил, где эти орудия находятся и куда следует атаковать. К несчастью, после Альмы в армии немало судачили о том, что кавалерию, дескать, держат в резерве; о том же злословили и в газетах, так что бедный Нолан ткнул прямо в сторону русских пушек. "Что ж, - ответил лорд Лукан, - я получил приказ и обязан его выполнять". То же повторил и лорд Кардиган, добавив, правда, что это сущее безумие и что сражение переживут очень немногие. Итак, они ринулись в атаку, легкая бригада впереди, за ними шотландцы и тяжелая кавалерия с Ноланом во главе. Атака была великолепна; даже русские сознаются, что никогда прежде не видали такой храбрости или, скорей, безрассудства. В итоге наши попали под совместный перекрестный огонь русской артиллерии и пехоты, изрубили немало орудийных расчетов, но были окружены и разбиты: потери составили около 150 убитых и раненых и примерно столько же пленных.
Потом, естественно, было громкое разбирательство, и лорд Раглан немало попотел, пытаясь выйти сухим из воды, но лорд Лукан тоже не дурак, чтобы брать вину на себя. Говорят, приказ был отдан генералом Эйри или еще кем-то из штаба Раглана. Приказы, отдаваемые адъютантами от имени главнокомандующего, здесь обычное дело. Истина же, в двух словах, в следующем. Лорд Раглан недостаточно ясно пояснил, куда и как следует атаковать, а бедный Нолан неверно истолковал приказ и ударил не в том направлении; не то чтобы сейчас выяснилось, куда же, все-таки, следовало атаковать, но совершенно ясно, что всю вину свалят на Нолана - мертвые сраму не имут.
На следующий день русские, по их собственным словам, в надежде на легкую победу атаковали наши позиции под Севастополем, но наши с Тернером батареи уже через полчаса дали им отпор. Мы убили и ранили полторы тысячи (это в слабо-то защищенном месте!), после чего инженеры вместе с генералом Боске посоветовали лорду Раглану заняться укреплением здешних позиций, но его высокомудрая светлость заявили: "Вздор! После такого угощенья они к нам не сунутся!". В итоге в ночь на четвертое, воспользовавшись дождливой погодой, уже к половине седьмого утра русские доставили сюда семьдесят тяжелых орудий и 60 000 солдат в обход наших пикетов, которые, я полагаю, спали. В вышеуказанное время они начали атаку, надеясь испугать нас жуткими воплями, но мы-то не турки!
Первый удар пришелся на пикеты, они стойко защищались до подхода 2й, 1й и Легкой Дивизий, и в таком составе - 10 000 англичан и 36 9-фунтовых орудий - нам пришлось отражать атаки всей русской армии. Альма по сравнению с этим - ничто! Мы расположились на гряде холмов в 1 200 ярдах от русских орудий и отсюда вели стрельбу три с половиной часа под настоящим дождем из ядер и картечи. Я думал, это никогда не кончится. В первые пять минут подо мною, полковником Дакром, Хэмли и Пейнтером убило лошадей. Картечь ударила моего бедного гнедого в брюхо и разорвала его в клочья, а меня подбросило в воздух, как гигантского кузнечика. Потом Уодхауса с тремя орудиями отправили в другое место, так что мне пришлось командовать вплоть до конца сражения.
Гвардия ужасно пострадала, некоторое время они дрались штыками и швырялись камнями за неимением боеприпасов, один против как минимум двенадцати. Наконец, около часу дня, французы прислали пять тысяч подкрепления, а мы захватили два 18-фунтовых орудия и задали русским жару.
Впрочем, обо всем этом я писал уже тетушке; в заключение сообщаю, что полковник Дакр высоко оценил командирские способности вашего покорного слуги и заявил (причем, во всеуслышанье), "что доложит об этом доблестном молодом человеке главнокомандующему". Будем надеяться, он сдержит слово.
Осталось рассказать, что с того времени мы тихо-мирно подвозим боеприпасы, ядра, провиант и т.д. Погода меняется к худшему, в последние три дня мы пережили настоящий потоп, палатки промокли насквозь, а в лагере грязь по колено. Лошади тоже ужасно страдают. Как-то за ночь пало целых семь, а вчера девятерых пришлось пристрелить. Они работали на износ, таская тяжелые орудия, сено и овес, а дорога на Балаклаву практически непроходима из-за грязи. Дорога эта проселочная, без намека на брусчатку, очень похожая на Дардхэмский спуск. Не знаю, что и делать, если погода ухудшится, а лошади все падут; как тогда таскать орудия и доставлять провиант? Впрочем, как здесь говорят, нечего брюзжать, надо работать.
Ладно, сменим тему. Знаешь ли ты, что я пятый в списке на производство? Новая комиссия назначила нам еще трех генералов, что вызвало целую волну повышений, и еще восемь собираются в отставку, что, как я отметил выше, делает меня пятым. Ты бы сейчас меня не узнала, столько во мне капитанского чванства. Я по уши зарос бородой длиною в фут и стал похож на заправского пьянчугу. Думаю по возвращении пустить всю эту растительность в дело, скажем, продать набивщикам мебели.
:Спасибо за газеты, особенно за бристольские. Попроси маму или тетушку подписать меня на полгода на "Guardian". Здесь ведь чем больше получаешь газет, тем лучше: зимой только и остается, что читать, пить, спать и курить. Кстати, не знаю, что бы я делал без своей трубки. Она отваживает все хвори, которым в первую очередь поддаются некурящие.
Мы с соседом по палатке единственные младшие офицеры в артиллерии, кто еще не попадал в число больных с начала кампании. Видела бы ты, как мы укладываемся спать около восьми, с котелком горячего кофе, закутанные во все, чем только можно здесь разжиться, и дымящие так, что с трудом различаем друг друга. Скажи тетушке, у меня куча писчей бумаги, так что больше присылать ее не надо. В этот раз посылаю полтора листа, чтобы проверить, нужно ли платить за добавочный вес. По-моему, я писал тетушке, что получил порошок для желудка - он оказался очень кстати мне и нескольким другим хворым бедолагам. Это лучшее, что можно раздобыть в таких условиях на случай болезни. Скажи Изабелле, что следующее письмо будет ей, а семейству Ноули передай, что, если они напишут, у меня найдется время на очень длинный ответ. Ты не представляешь, с каким нетерпением мы ожидаем почты, и писем, и газет, ведь читать и писать письма - наше единственное развлечение. Это письмо уже четвертое, что я пишу за сегодняшний день.
Блэндфорд по-прежнему со мной, и, хоть он себя не обидит, его кулинарные способности выше всяческих похвал, и, к тому же, он не позволяет грабить меня никому, кроме себя самого.
Удивительно, до чего быстро черствеешь душой в такой обстановке. Однажды, выглянув из палатки, я увидел с одной стороны гору мяса, а с другой - не меньшую гору ампутированных рук и ног. Трупов здесь, вообще-то, что грязи:. Погибших в окопах очень мало; потери растут в основном за счет тех, кто был ранен осколками камня, разлетевшимися при попадании вражеской пули в скалистый грунт. Русский пони по-прежнему со мной. Он толстый, как поросенок, и очень забавный: за кусочек бисквита ходит за мной как собачонка. Я зову его Альма и думаю забрать с собой в Англию. Он, видимо, принадлежал женщине, поскольку меньше чем в двенадцати ярдах от него валялось дамское седло, которое он, скорее всего, сбросил. Когда мы взобрались на возведенные для дам подмостки, Кэмпбел из 42го полка подобрал женскую шляпку, которую тут же и нацепил. Ты бы умерла со смеху, увидав его бородатое лицо под этой крохотной русской шляпкой.
Полковник Дакр, командовавший нашей дивизией, теперь командует всей артиллерией вместо генерала Стрэнгуэя. Это удается ему гораздо лучше, он разбирается в своем деле много больше Стрэнгуэя. Мы очень его любили.
Писать дальше нет времени. Думаю, я и так рассказал достаточно. Нужно вести лошадей на водопой, а снаружи льет как из ведра. С любовью ко всем домашним,
Твой любящий брат W.P.R.