|
|
 |
ХРАНИТЬ В АРХИВЕ, ЧИСЛИТЬ СЕКРЕТНЫМ
Записки капитана 1-го ранга А. К. Евсеева об обороне Севастополя были сделаны по горячим следам событий на Крымском полуострове с начала войны до лета 1942 года. Это, пожалуй, одна из первых попыток осмысления боевого опыта и описания пережитого в нетрадиционной для военного человека художественной форме. Значительная часть воспоминаний автора относится к первой половине 1942 года, тем не менее мы вправе расценивать их с точки зрения развития событий года предыдущего. Осада Севастополя началась 30 октября 41-го. Спустя 250 дней город пал. Стойкость его защитников беспримерна, и не их вина, что не смогли удержаться на клочке суши, подготовленном для отражения нападения со стороны моря. Немногим участникам обороны Севастополя удалось спастись, поэтому живое слово свидетелей тех дней занимает особое место в летописи войны. Судьба записок А. К. Евсеева - наглядный пример идеологической фильтрации исторически значимых материалов. Это хорошо видно из сопроводительных документов к рукописи. Вначале она попала в Главный штаб ВМФ, затем была передана в редакцию журнала "Морской сборник". После рецензирования ее представили заместителю наркома ВМФ адмиралу И. С. Исакову. Запись, сделанная на титульном листе записок неизвестным лицом 17 апреля 1943 года, гласит: "Хранить в архиве".
РЕДАКЦИОННЫЙ ОТЗЫВ НА "ЗАПИСКИ УЧАСТНИКА ОБОРОНЫ СЕВАСТОПОЛЯ" КАПИТАНА 1 РАНГА А. К. ЕВСЕЕВА [не позднее марта 1943 г.] Заместителю Народного Комиссара В.М.Ф.1 Адмиралу И. С. ИСАКОВУ Представляю свой отзыв по запискам капитана 1 ранга А. К. Евсеева "Севастополь в 1941-1942 г.г.", март 1943 г., 134 страницы на машинке. 1. Содержание записок: а) Записки содержат непосредственное впечатление автора с момента вероломного нападения Германии на СССР, описание деятельности автора - по должности командира учебного отряда Ч[ерноморского] Ф[лота] в Севастополе и, по совместительству, командира 2 сектора обороны Севастополя - с 1 июля 1941 г. по 10 сентября 1941 г. б) Впечатления, относящиеся ко времени исполнения автором заданий Ш[таба] Ч[ерноморского] Ф[лота] по рассредоточению государственного и военного имущества из Севастополя (с 10 сентября по 12 ноября 1941 г.), касаются как обороны Севастополя, так и боевых действий Ч[ерноморского] Ф[лота] на других участках театра (частью личные впечатления, частью пересказ слышанного и читанного). в) Воспоминания, относящиеся к пребыванию автора вне Севастополя (с 12 ноября 1941 г. по начало марта 1942 г.),- события в Крыму и на других участках театра. г) Воспоминания автора, с момента получения приказания вернуться в Севастополь (начало марта 1942 г.) и до конца обороны Севастополя, отражают личные впечатления автора, находившегося в составе 7 Б[ригады] М[орской] П[ехоты] во 2-м секторе обороны Севастополя - главы 5 и последующие - наиболее интересная часть работы. 2. Оценка записок: Автор - бывший начальник Р[азведывательного] О[тдела] К[раснознаменного] Б[алтийского] Ф[лота], человек с достаточно широким оперативно-тактическим кругозором, лично храбрый (награжден орденом Красного Знамени за участие в тушении пожара на ф[орте] "Павел" с Гедле)2, наблюдательный и имевший досуг. В 7 Б[ригаде] М[орской] П[ехоты] был, по-видимому, прикомандирован к штабу 7 БМП. По-видимому, автор вел дневник - все даты и факты соответствуют отчетным данным. 3. Ценность записок: а) дают ряд деталей, не попавших в отчеты и фиксирующих ценный опыт; б) конкретизируют "свидетельскими показаниями" характер воздействия противника на Севастополь с воздуха (стр. 85-90) - исключительно ярко; в) дают богатый материал по вопросам "поведения человека в бою"; г) является единственным документом, освещающим агонию Севастополя, конец обороны и неорганизованную эвакуацию отдельных счастливцев из района Камышовой бухты. Язык записок - живой и образный. Записки читаются легко, однако, помимо секретности содержания, есть и другие причины, по которым возможность опубликования записок в открытой печати кажется очень проблематичной: а) героика показана весьма скупо; б) масса не играет заметной роли; в) ярче всего показана деятельность противника; г) конец Севастополя и оставление последних защитников на гибель без надежды на эвакуацию - даны без прикрас и без смягчений. ВЫВОД: Записки капитана 1 ранга Евсеева желательно издать с грифом "секретно", ограниченным тиражом, в качестве ценного дополнительного материала к работе полковника Белокопытова "Оборона Севастополя" и к другим официальным работам. Если это невозможно, то остается передать материал в И[сторический] О[тдел] Г[лавного] М[орского] Ш[таба] для будущих исследователей. Капитан 1 ранга ОЗАРОВСКИЙ
ЦВМА. Ф. 2. Оп. 1. Д. 315. Л. 1
ИЗ "ЗАПИСОК УЧАСТНИКА ОБОРОНЫ СЕВАСТОПОЛЯ" КАПИТАНА 1 РАНГА А. К. ЕВСЕЕВА [декабрь 1942 г.] Секретно Экз. единств. СЕВАСТОПОЛЬ В 1941-1942 ГГ. Резолюция на титульном листе: Контр-адмиралу Пантелееву 1. 1 экз. хранить как материал (офиц.) для отдела И[стории] О[течественной] В[ойны] и И[сторического] О[тдела] с правом использовать всем работающим по Севастополю. Числить секретным. 2. Просмотрите возможность переделки для открытого издания, хотя бы в "М[орском] С[борнике]" по частям, скращенно, но без дискуссионных мест. 28.12.43. ИСАКОВ
ХРАНИТЬ В АРХИВЕ, ЧИСЛИТЬ СЕКРЕТНЫМ
Глава 1 Начало войны <...> Закончились большие маневры Черноморского флота под руководством адмирала Ивана Степановича Исакова. Все силы флота: корабли, береговая оборона Черноморского побережья и морская авиация в течении [3] нескольких дней участвовали в выполнении сложнейшей, совместно с частями Красной Армии, десантной операции. 21 июня 1941 г. большинство кораблей Черноморского флота в полной боевой готовности, присущей таким ответственным моментам боевой подготовки, как маневры, собрались в обширных бухтах главной базы Севастополя. Крупные корабли встали на якорь в Северной бухте, остальные пришвартовались к стенкам на заранее предназначенных местах. Наступил чудный крымский вечер. Началось увольнение личного состава на берег. Жизнь в Севастополе шла своим обычным порядком. Блестели ярко освещенные улицы и бульвары. Залитые огнем белые дома, театры и клубы манили к себе уволившихся в город моряков на отдых. Толпы моряков и горожан, одетых в белое, заполнили улицы и сады. Всем известный Приморский бульвар был, как и всегда, запружен гуляющими. Играла музыка. Веселые шутки и смех раздавались в этот предпраздничный вечер повсюду. Высший и старший начсостав флота - участники маневров - были приглашены командованием флота на банкет по случаю успешного окончания маневров. Однако служба всех военно-морских организаций на Черном море шла своим чередом. Дежурная и вахтенная служба неслась как и обычно, и каждый моряк, выполнявший ее, был на своем посту и нес свои, установленные организацией обязанности. Работы у оперативного дежурного по штабу флота было в эту ночь мало. И не удивительно - флот почти весь в базах, самолеты на своих аэродромах. Тихо и спокойно в помещении оперативного дежурства. Вдруг эту тишину нарушил резкий телефонный звонок. Оперативный дежурный потянулся к телефонной трубке, и лицо его приняло сразу озабоченное выражение. "Слышен шум моторов самолетов",- получает он одно донесение [4]. "Самолеты идут курсом на Севастополь". "Самолеты в воздухе над Севастополем",- продолжал получать он донесения, следовавшие одно за другим. Быстро полетели доклады оперативного дежурного командованию штаба флота. Ночь прорезали прожекторы, делая поиск самолетов, а севастопольские зенитные батареи, открыв огонь, первыми вступили в бой с неизвестными самолетами. Штаб флота объявил гарнизонную тревогу, и бывший на берегу личный состав быстро стал следовать на корабли и в части, где уже устанавливалась оперативная готовность к боевым действиям. "Однако что же это за самолеты?" - спрашивали одни. "Да это, наверное, Иван Степанович решил проверить готовность противовоздушной обороны Севастополя, и эти самолеты наши",- отвечали другие. "Нет, позвольте, ведь наши зенитки бьют боевыми снарядами, и совсем непохоже, чтобы это были наши самолеты, и стрельба совершенно не похожа на учебную",- говорили третьи. Так разговаривала группа флотских командиров, наблюдая налет самолетов. Зенитные батареи продолжали посылать десятки снарядов по самолетам, попавшим в лучи прожекторов. Вдруг раздались оглушительные взрывы в районе Приморского бульвара. Появились первые жертвы и первые разрушения домов Севастополя <...>. Сомнений уже ни у кого не было. Самолеты над Севастополем были самолетами противника. "Так, значит, началась война?" "Но с кем?" Такие вопросы задавали друг другу, и ответы на них все же не могли удовлетворить задававших эти вопросы. И только рано утром, после речи Молотова по радио, переданной всей стране, всем окончательно стало ясно о внезапном [5] нападении германских вооруженных сил, совместно с Румынией и Финляндией, по всему фронту громадной западной границы Советского Союза. Севастополь первым вместе с Одессой, Киевом и Ка-менец-Подольском встретил удар германской авиации. <...>
Глава 2 Организация обороны <...> Обстановка в конце июня и в июле 1941 года на всем протяжении сухопутного фронта складывалась таким образом, что создавалась угроза Севастополю с трех направлений: во-первых, со стороны моря, путем высадки десанта на побережье вблизи базы, что, однако, было маловероятно, ввиду слабости флота и незначительного торгового тоннажа [6] у противника; во-вторых, с воздуха, путем высадки парашютного десанта противника, что было более вероятным, и, в-третьих, путем наступления германских сухопутных сил на Крымский полуостров с целью захвата Крыма и самого Севастополя, что считалось самым вероятным и главным мероприятием противника. Для отражения десантов противника с моря и воздуха Севастополь был вполне подготовлен. Наличие кораблей флота, морской авиации и большого гарнизона в самом Севастополе <...>, а если учесть еще и 51 армию, дислоцированную в Крыму (штаб армии в Симферополе), то борьба [7] с подобными десантами с целью их уничтожения представляла бы собой для командования Черноморского флота весьма легкую задачу. Что же касается обороны Севастополя от продвигающихся крупных группировок германских соединений, то это представляло собой весьма сложную задачу. И самой главной трудностью явилось то обстоятельство, что Севастополь с суши не был защищен, т. е. не имел абсолютно никаких сухопутных полевых укреплений. Севастополь, как главная база флота, был сильно защищен только с моря и только от морского противника. Большинство береговых артиллерийских батарей севастопольской береговой обороны могли вести огонь только в сторону моря, а не в сторону суши, а кроме того, отсутствие системы укреплений и укрытий, присущих ведению сухопутных операций, чрезвычайно усложняло и, пожалуй, почти совсем исключало ведение сколь-либо успешных боевых действий против армии противника, имевшей преимущество в техническом оснащении. <...> [С началом войны] Севастополь, как город, почти ничем не изменился, если не считать, что заметно меньше было детей, которых заботливо везли родители за город, опасаясь бомбежки города, а также то, что все дома изменили свой прежний вид, путем окраски их в различные цвета, в целях маскировки. Некоторые дома были даже облиты чернилами, и было ясно, что вряд ли такая маскировка могла бы принести какую-нибудь пользу. Военных на улицах было мало. Личный состав флота, согласно приказу, ходил в черном обмундировании. Не разрешалось носить даже летние фуражки с белым чехлом, а рядовой и младший начальствующий состав воротнички форменной рубахи обычно выпускал на фланелевую [8]. Очевидно, это мероприятие было сделано в целях маскировки. Однако если это и имело некоторую целесообразность и необходимость для личного состава береговой обороны, то для моряков плавающего флота надобности в этом, по-видимому, не было. <...> Десятки за десятками, сотни за сотнями летели самолеты [противника] на Севастополь. Сотни за сотнями, тысячи за тысячами со свистом летели с самолетов бомбы и с грохотом взрыва уносили вверх землю, сооружения и людей. <...> Потекли дни, похожие на предыдущие. Немцы уже ничего сделать и удивить нас ничем не могли. Количество самолетов было доведено ими до предела. Небо над Севастополем уже больше их не вмещало. Если бы немцы пустили бы в действие еще лишнюю сотню самолетов, то они не принесли бы пользы. Самолеты бы стеснили друг друга, и их маневрирование в воздухе кончилось бы катастрофой, т. к. воздушный плацдарм над Севастополем был ограничен. <...> Никакого просвета от сокрушительной бомбардировки не было. Мы уже настолько начали привыкать к адской какафонии [9] в воздухе, что когда в течении сравнительно короткого промежутка времени не было поблизости сильно слышного рева и завывания моторов, свиста и разрыва бомб, то мы чувствовали себя не по себе и нам обычная тишина казалась чем-то противоестественным. Не раз мы задавали друг другу вопрос. Сколько же немец сосредоточил бензина, сколько сосредоточил бомб, сколько участвовало в подвозе топлива и бензина железнодорожных эшелонов и автомашин? Но ответа не могли дать. Когда-нибудь военный исследователь займется и этим подсчетом, а у нас эти цифры получались колоссальными. Мы полагали сначала, что этот рог изобилия, из которого сыпались бомбы, скоро иссякнет, но напрасно. Дни шли за днями, а бомбардировка шла прежним неослабеваемым остервенением и последовательным темпом, разрывая на части Севастополь и его окрестности [10.] <...> Немцы, по-видимому, рассчитывали сокрушающим воздушным ударом уничтожить все живое и деморализовать наши войска. Но этот расчет сорвался <...>. Чем больше длилась бомбардировка, тем больше и сильнее накапливалась злоба и ненависть к врагу. Все жаждали отомстить за безнаказанную воздушную бомбардировку. Со дня на день все ждали наступления германской живой силы, чтобы утопить ее в собственной крови. Но немец не шел <...>. <...> <...> После занятия Северной стороны [Севастополя] бомбардировки с воздуха усилились еще более, дойдя до своего апогея. Самолетов было настолько много и настолько тесно было им маневрировать в воздухе, что были зафиксированы отдельные случаи столкновения германских самолетов друг с другом, которые с грохотом падали на землю. Если в июле германские самолеты летали на больших высотах, то теперь они летали значительно ниже. Бомбардировщики Ю-87 летали на высотах 100-150 метров. Они бы летали еще ниже, если бы не опасность погибнуть от взрывов сбрасываемых ими своих бомб. К середине июля наша зенитная артиллерия была подавлена совсем. Изредка то там, то здесь можно было заметить отдельные редкие выстрелы из одной пушки. Над нашими наземными артиллерийскими батареями буквально висели самолеты противника и засыпали их бомбами. <...> Наша истребительная авиация днем уже почти не поднималась в воздух. Базируясь на аэродромы [11] Куликово поле, Юхарина балка и Херсонский маяк, наша авиация в течение 16 часов обстреливалась артиллерией с Северной стороны и подвергалась ожесточенной бомбардировке с воздуха. Десятки мессершмитов[12] барражировали в районе аэродромов, не давая возможности подняться нашим самолетам. Казалось, что самолеты все разбиты и летчики погибли. Но каково было наше радостное возбуждение и гордость за наших летчиков, когда с наступлением темноты в воздух поднимались наши самолеты и летели бомбить боевые порядки немцев. - "Теперь наше господство в воздухе",- говорили краснофлотцы. <...> Жара. Ужасно хотелось пить. Воды же ни у кого во флягах не было. Пока кто-то вызвался сбегать за водой, многие начали вспоминать все напитки, которые не плохо было бы выпить, а именно: лимонад, квас, сельтерскую воду, пиво и, пожалуй, мороженое. Но согласились на том, чтобы выпить, если уже и не холодной ключевой воды, и даже не простой, а из-под трупов. Надо сказать, что мы уже несколько дней пили воду из-под трупов. Дело в том, что наши источники воды находились под бетонными прикрытиями, а в них прятались люди. В результате бомбежки эти прикрытия разрушались, придавливая насмерть людей. Наши попытки очистить от трупов источники воды не увенчались успехом так как во время работ бетон осаживался, земля осыпалась и извлечь все трупы было невозможно. Все мы болели расстройством желудка, и люди были вынуждены через каждые пять минут выбегать из своих укрытий за естественной надобностью. В обычные дни обороны это было еще терпимо, но во время ожесточенной бомбардировки с воздуха и под артобстрелом это было удовольствие не из приятных. Что было удобно - это не надо было беспокоиться о бумаге, которой у нас к тому же не хватало на скручивание цигарок. Вокруг вся местность была усеяна немецкими листовками, которые и использовались нами для соответствующего в этих случаях туалета. <...>
Глава 7 Отход
Получив приказание на отход, мы, выйдя из пещеры, двинулись к своему грузовику. <...> Подойдя к одному из них, мы увидели, что на бортах уже нависли раненые красноармейцы, внутри кузова не было никого, потому что доски кузова были разбиты снарядами. Сиденье справа от шофера тоже было разбито. Я вскочил на подножку, и мы медленно двинулись вперед. <...> Подъезжая к окраине города, мы были встречены автоматическим огнем со стороны Севастопольского железнодорожного вокзала. Город был неузнаваем. Город умер. Когда-то совсем недавно белоснежный, Севастополь, красавец, превращен теперь в руины. Врагу вместо города доставалась только жалкая, хотя и величественная громадная груда камней, щебня и пепла. С тяжелым сердцем проезжали мы по окраине города. <...> Войска проходили город и двигались к морю, к бухтам, к западной оконечности Севастопольской земли. Противник артиллерийским огнем с северной стороны обстреливал отходящие рассредоточенным порядком отдельные, оставшиеся в живых, группы людей. Авиация противника следовала над отходящими группами войск [13] и сбрасывала бомбы, начиная от крупных калибров и кончая малыми, выбрасывавшихся [14] автоматически из "коробок с сюрпризами"[15]. Насколько видел глаз, повсюду были видны разрывы бомб и снарядов. На выходящих из Севастополя противник беспрерывно ставил бомбовую завесу, преграждавшую путь бойцам. Казалось, не было возможности добраться до моря, но люди все же пробирались. Где ползком, где бегом, а где залегая надолго, ожидали конца артиллерийского или бомбового налета, а где обходя районы, по которым противник вел методический огонь. Стояла невыносимая жара. Во рту пересохло. Хотелось пить, хотелось отдохнуть и покурить. <...> <...> Вот и круглая бухта. Мы подошли к северовосточной ее оконечности. Солнце медленно склонялось к западу <...>. Передо мной мгновенно пронеслись воспоминания, связанные с отдыхом на его [моря] чудесном побережье. И вот я снова стою перед морем в этот момент тяжелой военной обстановки. Мгновенно я снял-пилотку и промолвил: - "Здравствуй, мое родное Черное море. Выручай!" Мои товарищи также смотрели на море и, казалось, также вверяли ему свою судьбу. Мы присели на скалы и начали осматриваться <...>. Движению самолетов не было конца. Мы видели, как они летели берегом моря с Евпаторийского и Качинского направлений, разворачивались над нами и переходили в пике. Сбросив бомбы, летели обратно. Это был какой-то чудовищный воздушный конвейер. Мне невольно почему-то вспомнился праздник - день Авиации в Москве на Тушинском аэродроме, где одни воздушные номера сменялись другими без перерыва. <...> Солнце садилось в воду. Мы двинулись к Камышовой бухте. Затих шум авиационных моторов. Из Севастополя до нас доносились сильные разрывы. Мы повернулись лицом к Севастополю. Развалины города были покрыты огнем и дымом. Севастополь горел уже несколько раз, и сгорело там все, что могло гореть. Это, очевидно, были слышны взрывы боезапаса, отдающие последний салют многострадальному городу. Севастополь тонул в багровых столбах пламени и дыма. - "Прощай, родной Севастополь! Мы еще вернемся в свое время!" Подойдя к Камышовой бухте, мы увидели много войск, скопившихся на побережье. Прибывали все новые и новые войска. Дороги были забиты грузовиками, тракторами, повозками. Войска сажались в баржу, которая служила пристанью в Камышовой бухте. <...> Я взглянул на бухту. Ни одного корабля. И вдруг при лунном освещении я заметил три катера, ставшие около скалы. Я стал спускаться с возвышенности и пошел по направлению к катерам. <...> У катеров собралось человек пятнадцать красноармейцев, имевших намерение сделать на них посадку. Сходни уже гнулись под тяжестью вбежавших на них красноармейцев. Такого количества людей катера дополнительно к тем краснофлотцам, которые уже были на катерах, принять не могли. Катера могли перевернуться здесь у берега бухты и затонуть, не успев выйти в море. Я начал уверять красноармейцев, что посадки делать нельзя, потому что катера могут утонуть и эти катера совсем не приспособлены к переходу морем. Несмотря на правдивость моих слов, эти слова для красноармейцев были неубедительны. Тогда старший лейтенант Песков (командир охраны рейдов Камышовой бухты) завладел вниманием красноармейцев и сообщил им место посадки войск. Только после этого красноармейцы побежали к своим машинам, сели в них и уехали. Старший лейтенант Песков отдал приказание к съемке. Я, вместе с Леоновым и Щучиным, поместился на "флагманском" катере под номером 85. <...> Пуститься на таких катерах в плавание морем, на такое большое расстояние, как Севастополь - Кавказ, могла заставить только сложившаяся обстановка под Севастополем. Мы предпочитали гибель в родном нам море уничтожению в германском окружении на суше.
Капитан 1 ранга А. К. ЕВСЕЕВ
ЦВМА. Ф. 2. Оп. 1. Д. 315. Л. 6-126
КОММЕНТАРИИ
1 Так в документе.
2 Гедле В.В. - офицер военно-морского училища, руководивший тушением пожара на минном складе форта "Павел" в 1923 году. Скончался от ран.
3 Здесь и далее в авторском тексте стоит окончание "и".
4 Здесь и далее форма воспроизведения прямой речи дается по оригиналу документа.
5 Так в тексте.
6 Торговый тоннаж - массовая или объемная характеристика судна (группы судов). Выражает грузоподъемность в метрических тоннах и вместимость в объемных тоннах.
7 Так в тексте.
8 Так в тексте.
9 Так в тексте.
10 Так в тексте.
11 Так в тексте.
12 Так в тексте.
13 Так в тексте.
14 Так в тексте.
15 "Коробки с сюрпризами" - кассеты (контейнеры) с малокалиберными бомбами. Раскрывались в воздухе, и содержимое разбрасывалось на большой площади, поражая живую силу и открыто размещенные огневые точки и другие объекты.
http://www.rkka.ru/docs/spv/SPV29.htm
|
|
|
